К счастью, карабкаться на эту гору мне не пришлось — послушный воле багана бык лег в траву и легко поднялся на ноги уже со мной на спине. Верхом я ездил неплохо, хоть и редко практиковался — в детстве я частенько бывал на месте Мытько и пас небольшое сборное стадо в родной деревеньке. Она была совсем небольшой, и всю скотину сгоняли вместе — коров, лошадей, коз и даже свиней. Последние вечно норовили куда-нибудь запропаститься, и я скакал по полям на нашей низенькой рыжей лошаденке, разыскивая то одну беглянку, то другую.

Как ни странно, на корове мне тоже уже приходилось кататься. Тоже в детстве, когда мой отец был еще молод и полон сил. Он сажал меня на нашу буренку, пока мать ее доила, а потом нес домой одной рукой меня, а другой — полное ведро молока. Мать моя была малохольной, болезной. Но очень доброй и красивой — это я запомнил отчетливо. Хотя и видел ее в последний раз, когда мне было пять лет.

Отец горевал сильно. Исхудал, да и сам будто силу потерял, перенял часть болезни у матери, сидя у ее кровати денно и нощно. Несколько лет после вокруг словно витали пары той болезни, ее ядовитые горькие споры. А потом пришла Она.

Ее звали Милава. Как и когда она появилась в нашей деревеньке, я не знал. Просто заметил, что отец вдруг снова начал улыбаться. И будто даже светлее в доме стало от этой малости. Мне все еще было немного лет, но я с первого же знакомства с ней понял, что происходит. Но почему-то было совсем не до того: Милава оказалась ведьмой. Не какой-то там травницей или знахаркой, не балией, а самой настоящей ведьмой. Чудовищем в человеческом обличье. Вот только…

Собственно, тогда я и узнал, что бояться чудовищ вовсе не нужно. Как и остальных порождений чуди от мала до велика.

Моего отца она любила ничуть не меньше, чем могла бы любить настоящая женщина. Берегла его изо всех своих чудских сил. И меня любила. Растила в ласке, с улыбкой снося шалости, радуясь любому успеху, подробно разъясняя, что было сделано плохо, а что хорошо. Иногда я думаю, что ни одна настоящая женщина не обладала таким безграничным запасом терпения и спокойствия, каким обладала Она.

И конечно, именно она провела надо мной ритуал, заставивший чудь прилипнуть к моей коже, раз и навсегда перекинув меня за черту. Впервые увидев ее в мире чуди, я… нет, не испугался. Я пришел в восторг — так ярко светились ее синие-пресиние от чуди волосы. Она была сильной. Настолько, что даже в свете чуди сохраняла человеческий облик. Каким он был на самом деле, я так никогда и не узнал. По крайней мере, пока. Может быть, когда-нибудь мы встретимся снова, и я попрошу ее об этом. Но тогда, в детстве, а потом и в юности, я всегда видел ее одинаково, и только цвет волос указывал на то, использовал я чудь или нет.

Она была моим первым учителем. Возможно, я единственный чудодей, что учился сразу у двух учителей, один из которых и сам был чудовищем. А может быть, и нет. Ведь если смогла она, то могли и другие.

Милава провела с моим отцом в его родной деревне долгих двадцать лет. Я уже вырос и покинул отчий дом вместе с моим учителем, когда ей пришлось уйти. Слишком бросалось уже в глаза, что она не меняется с годами. Слишком косо уже смотрели люди. Отца она не бросила, нет. Он ушел вместе с ней. Я больше никогда его не видел, но абсолютно уверен, что он до самой своей смерти был абсолютно счастлив.

Бежал Баска и правда быстро. Мне потребовалось некоторое время, чтобы приноровиться к тяжелой коровьей рыси, но в итоге я устроился со всем возможным комфортом. Солнце уже пару часов как перевалило за полдень, но даже за то время, что осталось до сумерек, мы должны были отъехать на довольно большое расстояние. Дорога, что вела напрямик к нужному мне месту, была уже давно заброшена, но все еще проходима даже для человека, не то что для поистине вездеходного быка. Что коровы умеют пробираться по лесу куда лучше лошадей, я тоже знал не понаслышке.