Он сделал шаг вперёд, осторожно, не навязчиво, и схватил мою руку – настолько нежно, словно боялся, что я могу разбиться от одного неверного движения.

– Я боюсь потерять тебя, – сказал он почти шёпотом, – боюсь, что если я отпущу твою руку, то уже никогда не смогу найти тебя снова.

Я посмотрела на его ладонь, сжимающую мою, и почувствовала, как внутри всё рвётся на части. Но страх был сильнее – страх, что вся эта хрупкая жизнь рухнет, если я позволю себе упасть.

– Почему ты не можешь понять? – вырвалось у меня, голос срывался, – я боюсь не только за себя. За нас – за всех, кто увидит, услышит, осудит. Ты думаешь, мне легко быть учителем, когда все смотрят и ждут ошибки? Если я ошибусь – меня уничтожат.

Он сжал мою руку крепче, но боли в этом прикосновении было больше, чем поддержки.

– Тогда позволь мне быть твоей защитой, – тихо сказал он, – дай мне шанс. Пусть весь мир будет против нас, я останусь с тобой.

Я хотела кричать, чтобы он ушёл, хотела бежать, спрятаться, забыть всё это чувство, которое мне было чуждо и страшно. Но одновременно мне хотелось верить, что где-то там, в этом хаосе, есть место для нас.

Слезы наконец прорвались – горькие, холодные, правда которых было слишком много для моих молодых лет.

– Я не знаю, смогу ли я… – прошептала я, – но боюсь, что если отпущу твою руку, потеряю навсегда.

И в этот момент мы оба понимали: ни один из нас не готов сдаться. Но и сделать шаг навстречу – тоже страшно.

Мы стояли в тишине, где каждый вздох казался громче грома, и в этой тишине звучала боль двух сердец, боящихся сделать выбор, который изменит всё.

Я чувствовала, как пальцы его сжали мою руку сильнее – словно цепляясь за последнюю надежду. Но внутри меня всё раскалывалось на тысячу осколков, и страх становился невыносимым грузом. Я медленно отодвинула руку, и наши взгляды встретились в последнем, долгом, прощальном молчании.

– Николас… – голос сорвался, слова ломались на куски, – я не могу. Это слишком. Для меня. Для нас.

Он молчал, его глаза пылали упрёком и болью, но я уже не могла остановить поток эмоций, который рвался наружу. Слёзы заливают лицо, горячие и горькие, словно внутренняя битва выходила на поверхность.

– Пожалуйста… – прошептала я, – пойми меня. Я боюсь потерять всё, что у меня есть. Я боюсь, что если мы начнём, я разрушу всё вокруг себя. Себя. Тебя.

С этими словами я сделала шаг назад – один за другим, как будто с каждым отдалялась от последнего тепла, от возможности счастья. Сердце разрывалось, казалось, что внутри меня горит пламя, которое никто не может потушить.

– Белла… – его голос звучал уже почти умоляющим, – не уходи.

Но я уже не слышала. В ушах стоял гул, и слёзы безудержно лились по щекам. Я отвернулась и побежала прочь, сквозь холодный ветер и тёмные аллеи, не оглядываясь, чтобы не видеть разбитую надежду в его глазах.

Шаги глухо эхом отдавались в пустоте моего сердца. Я хотела спрятаться, исчезнуть, чтобы никто больше не увидел мою слабость. Но где-то глубоко внутри знала: эта боль – первая из многих, и дорога назад уже закрыта.

И в этом холодном ночном парке, где мы встретились, остались лишь два разбитых сердца – его, полного тоски, и моего – полного страха и сомнений.

Следующий день в школе выдался тяжелым. Я старалась улыбаться детям, говорила с ними, объясняла новые темы, подбадривала, словно весь мир висел на моих плечах. Внутри же было пусто и тяжело – где-то далеко в глубине сердца боль от Николаса жгла, не давая покоя. Каждое его слово, каждый взгляд всплывали в памяти, словно тени, которые невозможно прогнать. Но я прятала эту боль за вуалью спокойствия, чтобы дети не видели, как я разбита. С улыбкой на лице я раздавала краски и кисти, слушала, как маленькие художники восторженно рассказывают о своих творениях, а сама думала о нем – о тех чувствах, которых боюсь и которых так хочется.