– Я обалдела, когда он сказал, что удочерил тебя, – рассмеялась Салли.

Кока-кола была уже выпита, и мы пересели на диван. От моей неприязни не осталось и следа. Раскрыв рот, я слушала о далёкой Калифорнии и приключениях Салли. Время уже давно перевалило за полночь. Салли закурила новую сигарету.

– Он так о тебе рассказывал, как будто ты и правда уже его дочь. И о проблемах с опекой тоже сказал. Ну, я, чёрт возьми, и согласилась помочь. Мы же с ним когда-то…

Эта фраза стёрла улыбку с моего лица. Я снова насупилась и отодвинулась подальше от своей новой знакомой. Салли глубоко затянулась и смерила меня внимательным взглядом.

– У-у, деточка, теперь я всё поняла, – она стряхнула пепел в стоящую на подлокотнике банку, – сколько, говоришь, тебе лет?

– Одиннадцать, – буркнула я.

– Одиннадцать… – задумчиво проговорила Салли, – с другой стороны, самое время для первых чувств. Я была влюблена в учителя математики в твоём возрасте.

От её слов из моих глаз чуть не брызнули слёзы, но я, стиснув зубы, сдержала их. Стало обидно, что какая-то Салли обо всём догадалась. Что она сравнивает мою безусловную любовь к Расселу со своей дурацкой влюблённостью в учителя.

Похоже, Салли почувствовала и это. Она мягко улыбнулась и покачала головой.

– Ну-ну, Банни, не обижайся на мои слова. Скорее всего, тебе кажется, что у тебя всё совсем по-другому. Но я просто скажу тебе одну вещь, а ты понимай её как хочешь. Рассел действительно чувствует ответственность за тебя. Хочет о тебе заботиться. Он… он так рассказывал о тебе, – она снова затянулась сигаретой. Пожалуйста, не сделай ничего такого, что дало бы органам опеки повод разлучить тебя с ним.

Она кинула взгляд на циферблат часов, висящих в коридоре.

– Боже, уже так поздно. Наверняка тебе нужно спать, чтобы завтра вовремя встать в школу. Давай я подготовлю тебе постель.

С тех пор мы с Салли привыкли друг к другу. Рассела это очень радовало, а мне больше ничего не было нужно. Как-то незаметно я стала рассказывать Салли о своих делах в школе, а потом и делиться секретами. Мы с ней подружились.

То, что мне не нравится общаться с девчонками, я поняла ещё в Джорджии. Разговоры о парнях, одежде и прочих девчачьих вещах нагоняли на меня зевоту. Поэтому, первые недели в новой школе я вообще старалась держаться подальше от всех сформировавшихся компаний.

Мои одноклассники, близнецы Эштон и Эми, жили в двух кварталах от школы. Почти в любую погоду они добирались до неё на великах. Я замечала это. Как и то, что почти каждый день Эштон и Эми ходят в одной и той же одежде. Что во время ланча они исчезают куда-то из поля зрения. Это слишком напоминало мою первую жизнь, жизнь Лизы из Джорджии, чтобы это не бросилось в глаза.

Подойти к ним я не решалась – они всегда держались поодаль и как-то вместе. Но год спустя, накануне Хэллоуина семьдесят четвёртого, такая возможность представилась.

Это был день, наполненный предвкушением. Рассел рассчитал смены так, чтобы на Хэллоуин оказаться дома, и у нас были готовы парные костюмы, на которых я настояла. Мы должны были пройтись по кварталу, а потом завалиться на всю ночь на диван с попкорном и ужастиками.

Я уже направлялась к припаркованному Чекеру, когда увидела, что Эштон и Эми не уехали, как обычно, а растерянно топчутся у своих великов. Прищурившись, я заметила, цепь, которая валялась около переднего колеса.

Я несколько секунд боролась с собой, но потом всё-таки махнула рукой Расселу и направилась к брату и сестре.

Они насторожённо воззрились на меня. Многие дети задирали их. И помимо бедности их семьи, честно говоря, было за что. Оба они были долговязые, слишком высокие для своих одиннадцати, худощавые, почти как скелеты, ярко-рыжие, покрытые россыпью крупных веснушек. Естественно, это порождало кучу подколов в их адрес: как безобидных, так и не очень.