Четыре жизни Лизы Джексон Дана Найт

Вы наверняка хоть раз в жизни мечтали проснуться другим человеком. С иным именем и судьбой. Возможно, даже придумывали, лёжа ночью в постели, как можно было бы воплотить этот дерзкий план. Как начать новую жизнь.

Тогда вам будет интересно узнать историю человека, у которого это получилось целых пять раз. Меня зовут Харли, привет.

Точнее, в семьдесят третьем, когда и началась эта история, я была Лизой Джексон. Младшей и единственной дочерью в семье Джексонов.

Мать – Тина – умерла при моих родах. Мы жили с отцом и двумя старшими братьями, Лексом и Тимом, в трейлере на окраине Юнион-Сити, что в штате Джорджия. Боб, мой отец, сильно пил, оправдывая это горем от потери матери. Хотя, спустя бутылку-другую она превращалась из святой женщины и любви всей его жизни в «шлюху» и «чужую подстилку».

Я не знала собственную мать и не могла с точностью сказать, какие из этих характеристик верные. Да и не хотела знать, если честно, и предпочитала не спрашивать.

Начиная лет с семи, для нормальной жизни, я выбрала технику «меньше высовываешься с вопросами – будешь целее». Потому что дома всегда был шанс получить от Лекса, Тима или отца. С щуплым Тимом, который был всего на год старше меня, у нас складывалось хоть какое-то подобие равного поединка, иногда я даже побеждала. Но, если за дело брался четырнадцатилетний Лекс или, что ещё хуже, отец, дела мои были плохи. Оставалось только забиться в угол, выставить вперёд руки и молиться, чтобы тебе не попали по лицу.

Впрочем, какая-то польза от этих боёв без правил была – в школе я легко выигрывала равных по физическим показателям противников. Не то, чтобы я сильно любила драться – но когда тебя называют белым мусором, не выдержит любой, согласитесь.

Тим и Лекс появлялись в школе гораздо реже меня. А если и появлялись, то были заняты тем, что отбирали деньги на школьном дворе. Поэтому на защиту от старших братьев надеяться не приходилось.

Наверное, для полного понимания, стоит вам немного описать Джорджию в семидесятые. В те годы это было странное место, где время словно отстало на несколько десятков лет. Даже Атланта, куда мы ездили пару раз на школьные экскурсии, будто застыла в том виде, что была в самом начале века. Что уж говорить о Юнион-Сити.

Это по всему западному побережью гремела сексуальная революция, Вудсток и борьба за права женщин. Мы, в маленьком южном городке, об этом слыхом не слыхивали. На полях всё ещё работали фермеры, выращивая хлопок и кукурузу.

Думаете Боб, мой отец, был фермером? Как бы не так. Он работал на единственной в Юнион-Сити заправке.

В семьдесят четвёртом вышел фильм под названием «Техасская резня бензопилой». И я до сих пор уверена, что режиссёр перед съёмками побывал в Юнион-Сити, на заправке, где работал Боб. Если вы помните этот фильм, и убогий неокрашенный сарай перед парой заржавленных колонок, то с лёгкостью можете представить себе то место, где я провела все свои детские годы. С тем отличием, что Боб не охотился на людей.

В семидесятые, на любой заправке, особенно в маленьком городке, тебе могли не только залить бензин, но и проверить ходовой, поменять свечи. В общем, осмотреть и отремонтировать машину, если с ней вдруг что-то случилось в дороге. Наша заправка не была исключением, несмотря на свой убогий вид.

И очень-очень рано, наверное, лет в пять или шесть, я осознала, что меня притягивают вкусно пахнущие маслом механические внутренности машин.

Поначалу я просто заворожённо наблюдала за тем, как отец, ругаясь сквозь зубы, копается под капотами автомобилей. Затем стала спрашивать о назначении той или иной детали. Отец по первости шикал на меня, а потом нехотя начал рассказывать, что к чему. К девяти годам я могла с закрытыми глазами разобрать ходовую часть почти любого автомобиля и собрать её обратно.

Отец перестал отмахиваться от меня. Даже напротив – стал чаще звать меня на осмотр поломок. Ещё бы – взрослые мужчины покатывались со смеху, когда видели мелкую девчонку (а выглядела я всегда младше своих лет), расхаживающую с деловым видом вокруг автомобилей. И как же я любила наблюдать за их вытянувшимися лицами, когда небрежно бросала: «У вас шаровые опоры не в порядке» или «рулевые наконечники износились». Ни разу не ошиблась.

Когда очередной водитель уезжал, отец усаживал меня к себе на колени и, обнимая за талию, гордо говорил:

– Помни, дочь, кто тебя всему научил! Папочка тебя всему научит, да?

Я кивала в ответ, а отец потом ещё добрых минут десять допытывал меня своим: «Кто тебя всему научил». Отвечать нужно было обязательно, иначе неизбежно следовал подзатыльник или шлепок.

В тот год, когда случилась эта история, отец стал пить больше обычного. Всё чаще случалось так, что я приходила на заправку после школы и заставала отца, лежащего под прилавком в пьяном беспамятстве. В такие дни я хозяйничала на заправке сама, пока отец не придёт в себя. Если вы хотите спросить, где в это время были Тим и Лекс, то они больше были заняты вытаскиванием мелочи из ящика для пожертвований местной церкви, чем судьбой заправки.

Лето в Джорджии выдалось дождливое. Небо целыми днями было тёмное, словно кто-то натянул плотный серый занавес, закрывающий солнце, а прохладный воздух пах сырым песком и магнолиями.

В тот июльский день семьдесят третьего, когда я стала другим человеком, снова шёл дождь. Я коротала время, прохаживаясь туда-сюда перед единственной на заправке колонкой. Отец баюкал за прилавком бутылку джина, и проситься внутрь я не смела.

Дождь лил не переставая, поэтому рокот мотора я услышала уже тогда, когда мотоцикл заехал под навес.

Это был сверкающий чёрный Харлей. Я таких не то что в жизни, даже на картинках не видела. Весь хромированный, будто только что из салона. Я, раскрыв рот, изучала каждый изгиб этой прекрасной машины.

– Эй, пацан! Заправишь на два доллара?

Меня совсем не оскорбило то, что водитель Харлея спутал меня с мальчиком. Я выглядела младше своих лет, одежду донашивала за братьями, а волосы мне стригли, как и всем – чтобы легче было мыть и не завелись вши.

С трудом оторвав взгляд от хромированных ручек, я подняла его на водителя.

Тогда он показался мне очень взрослым, даже старым. Скорее всего, потому что носил густую бороду и длинные волосы. На лице вообще как будто не было ничего, кроме бороды, носа и тёмных очков.

– Давай, парень. И доллар сверху за скорость.

Рука, обтянутая чёрным рукавом кожаной куртки, остановилась прямо перед моим носом. Я схватила зажатые в кулаке бумажки и поскакала к входу. Постучалась. Мне никто не ответил.

– Дай-ка я. – раздался сзади тёплый баритон. Я обернулась.

Владелец Харлея возвышался надо мной как огромная гора, заслонившая солнце. Мне стало не по себе. От того, что мне некуда отступить, в случае чего. И от осознания его могучей силы, сравнимой, разве что, со сверкающим Харлеем.

Бородатый мужчина поднял руку и несколько раз стукнул в дверь костяшками пальцев. Не дождавшись ответа, нажал на ручку и, мягко отодвинув меня в сторону, шагнул внутрь.

Из-за прилавка с трудом поднялся отец. Бородатый мужчина гоготнул:

– Заправьте меня на два доллара, если вы ещё в состоянии, мистер.

– Конеч-чно, – еле проговорил отец, – сейчас обслужим вас по высш-шему классу, – и прикрикнул на меня, – Лиза, ч-чего застыла? Иди вставь п-пистолет.

Я кивнула и заспешила к выходу, увлекая за собой посетителя.

Уже около колонки, когда я ловко подцепила крышку топливного бака и сняла пистолет, бородач пробормотал:

– Ты, это, не обижайся, что я тебя пацаном назвал.

Я взглянула на владельца Харлея. Он снял очки и смущённо улыбнулся мне. Глаза у него оказались ярко-голубые. Я отмахнулась, вставляя пистолет в бак.

– Меня постоянно путают. Всё пучком.

– Всё пучком? – Переспросил бородач и хмыкнул.

– Пучком, – подтвердила я и взглянул на колонку. Счётчик не двигался. Кажется, отец уснул и забыл нажать на кнопку подачи топлива, – сейчас вернусь, – бросила я через плечо, устремившись к заправке.

Я юркнула в душную полутьму помещения и зашла за прилавок, чтобы дотянуться до переключателя.

На полу около кассы сопел отец. Около него лежала пустая уже, стеклянная бутылка. Я нырнула под столешницу, чтобы быстро подать бензин и не разбудить папу. Но его рука сомкнулась на моём запястье.

– Куда?

– Папа, там ждёт клиент. – прошептала я, стараясь вывернуться из хватки, – нужно подать топливо.

– А-а, протянул отец, – ну давай.

Я наклонилась и, вытянув свободную руку, щёлкнула переключателем. В это же мгновение меня настигло чувство неправильности происходящего. Секунду спустя я поняла в чём дело – вторая рука отца нырнула под футболку и теребила мои начавшие формироваться груди.

– М…мне нужно налить бензин… – я попыталась вывернуться, но отец с внезапной силой рванул меня на себя. Ещё мгновение – и я оказалась под горячей, налитой алкоголем тушей отца.

– Бензин сам нальётся, – пропыхтел он. – А ты, иди-ка сюда. Пришло время папочке ещё кое-чему тебя научить.

Я попыталась закричать, но провонявшая джином и застарелой грязью рука заткнула мой рот и нос так, что я почти не могла дышать. Отец принялся стягивать с меня штаны. Его указательный и средний пальцы бесцеремонно вошли в меня. Я вздрогнула от боли и неожиданности.