Ее одолевало беспокойство не только за малыша, но и за его папу. Она как боялась всю беременность, что Матвей не примет сына, так и продолжала этого бояться. Особенно после того, как он сначала даже взглянуть на него отказался, не то что взять на руки. И хотя в последние месяцы беременности девушка немного расслабилась, замечая, что ребенок интересует его не меньше, чем ее, но сегодняшняя его реакция ее напугала. Однако все-таки он никуда от них с сыном не ушел и устроился спать на такой неудобной лежанке.

В очередной раз Джен проснулась уже от детского кряхтения, медленно перерастающего в крик. Девушка подскочила на кровати от испуга и наклонилась над малышом, не зная, что делать. Младенец тем временем закричал, Матвей спал таким же мертвецким сном и на выручку девушке не спешил.

– Что? – спросила она, дотрагиваясь до бока ребенка, словно ожидала от него ответа. Он на пару секунд затих, а затем закричал с новой силой. – Что такое? Что случилось? У тебя что-то болит, маленький? Или ты кушать хочешь? Голодный? – в панике продолжала рассуждать Джен, боясь взять ребенка на руки, и только аккуратно его качала. – Что мне делать? Где Лиана? – отчаянно поинтересовалась она сама у себя, вновь глянув на дверь и даже не вспомнив о том, что Покровской здесь уж точно быть не может. – Маленький, не плачь, пожалуйста. Я сейчас тетю врача позову.

Но сын продолжал надрываться, не желая дожидаться какую-то тетю, и Джен все-таки пришлось заставить себя взять его на руки. Хоть и страшно ей было при этом до жути. Но стоило ей прижать его к себе, как малыш немного успокоился и только продолжал жалобно подвывать.

Первое кормление далось Джен тоже непросто, несмотря на всю ее подготовку, советы врачей, Лианы и Феры. Ребятенок наплакался, наелся и заснул, а Джен вновь почувствовала себя матерью-героиней, пережив первый крик, хоть и трясло ее не меньше, чем после родов. Ей требовалось, чтобы ее кто-то приободрил, сказал, что она все делает правильно, что не навредила, но врачи к ней не спешили, а муженек так и продолжал спать, будто это он девять месяцев мучился, а потом пережил ужасные роды.

И тем не менее, несмотря на весь стресс, Джен все равно продолжала испытывать всепоглощающее чувство любви к маленькому комочку, уткнувшемуся носом в ее грудь. Ну и к большому тоже за компанию, благодарная ему уже за то, что он перестал храпеть.

Она так и просидела не меньше часа, не решаясь вернуть сына обратно в кроватку и разглядывая черты его лица, пытаясь понять, на кого он похож: на нее или на Матвея. Глазки у него точно были папины, судя по цвету. Да и цвет волос и бровок был отцовский. Но в остальном же она пока не могла сказать, на кого он похож больше.

– Как себя чувству-у-уешь? – послышался от дивана зевок. Она повернулась и увидела, что Покровский наконец отоспался и теперь потягивается.

– Хорошо, – ответила Джен и не сдержала улыбку, снова возвращаясь взглядом к сыну. – Я самая счастливая, – заявила она, погладив ручку малыша и слыша, как Матвей поднимается с дивана и подходит ближе.

– Выглядишь ты тоже значительно лучше, – заметил он, и девушка подняла на него игривый взгляд. Он улыбнулся и наклонился, чтобы поцеловать ее.

– Смотри, какой он хорошенький. – Джен снова перевела взгляд на сына. – На тебя похож, – решила добавить она, чтобы привлечь внимание мужа к сыну. Тот глянул на него с опаской и нахмурился.

– Неправда. Я не такой страшный.

Джен посмотрела на него хмуро, готовая защищать свою крошку, если потребуется, но увидела смеющийся взгляд мужа.

– Тихо, тихо. Я не то имел в виду. Просто он еще мелкий. А страшным ему быть не в кого, мы же с тобой красавцы.