Ехать решили на машине, чтобы лишний раз не тревожить силу девушки порталами или перемещениями. А сила тем временем продолжала себя то и дело проявлять при очередной схватке.

– Только не это, – чуть не рыдая, выла Джен, сжимая кулаки и чувствуя, как вслед за схваткой вспыхивают ступни. Она всеми силами пыталась подавить в себе огонь, но на это уходило еще больше усилий, чем на то, чтобы справиться с нарастающей болью. – Матвей, перетяни мою силу на себя! – отчаянно молила она, чувствуя, как с каждой вспышкой собственных конечностей ребенок начинает шевелиться особенно интенсивно, будто от боли.

– Я пытаюсь, – вдавливая педаль газа в пол, прорычал Покровский. Если всю беременность ему с переменным успехом, но удавалось перетягивать на себя опасную силу девушки, то сейчас она ни в какую не хотела покидать тело хозяйки, а будто даже, наоборот, хотела заполучить ее в полную власть.

– Быстрее! – Джен вскрикнула от новой вспышки боли и не заметила, как от ее ладоней, сжимающих кресло автомобиля, обуглилась обивка.

Роды для Джен стали еще большей пыткой, чем вся беременность. Ее сразу отправили на операцию кесарева сечения, но стоило врачу прикоснуться к ней ножом, как надрез вспыхнул огнем, затягиваясь, а ребенок совсем перестал шевелиться. И после этого Джен пришлось пережить настоящий ужас, когда она сама рожала, казалось, целую вечность, не зная, жив ее малыш или нет, и при этом бороться с собственной силой. Она подожгла не одно кресло и кровать, в воздухе родовой повис запах гари, около нее бегали врачи и медсестры, Матвей рычал на всех подряд, придерживая девушку, которая металась от стены к стене, борясь с болью и силой.

И вот, наконец, малыш родился. Бесшумно, в мертвой тишине. И только врач выругался сквозь зубы, придерживая маленькое тельце.

– Что такое? – тут же насторожилась Стихия, чувствуя, как Матвей, находящийся за ее спиной, до боли сжимает ее плечо, не позволяя приподняться и посмотреть на ребенка на руках врача.

– Целителя, – тем временем скомандовал мужчина, оборачиваясь к медсестре и отходя от роженицы с чем-то очень красным в руках, не похожим на младенца.

– В чем дело? – голос Джен сорвался на визг.

– Множественные ожоги, но он дышит, – ответил врач, не оборачиваясь и подходя к операционному столу.

– Матвей, ты Целитель! Вылечи его! – запаниковала Джен, отталкивая мужа от себя.

Кажется, Покровский пребывал в не меньшем шоке, чем она, потому что пошевелиться смог только через силу. Он сделал пару шагов к врачу и тут же отвернулся от ребенка.

– Вот черт! – вырвалось у него то ли от брезгливости, то ли от страха.

– Матвей! – вскрикнула Джен, понимая, что счет идет на секунды.

– Да это не ребенок, а кусок мяса. Он уже мертвый! – прорычал Покровский, не желая оборачиваться.

– Я тебя самого заживо сожгу, если не вылечишь его немедленно! Где Фера?! – тут же отчаянно закричала женщина, поворачиваясь к двери из родильной палаты.

Но Матвей все-таки обернулся и нехотя взял ребенка на руки, которые тут же окутал золотистый свет. Крик младенца раздался через несколько мгновений, заставив Джен облегченно выдохнуть, а Матвея прижать его ближе, потому что с его первым криком золотое свечение начало приобретать голубовато-серебряный лунный оттенок силы новоявленного отца. Вот только сам Покровский силу перестал применять практически сразу.

– Все в порядке? – облегченно поинтересовалась Джен, заглядывая в руки Матвея и пытаясь сквозь свечение рассмотреть плачущего сына.

– Не думаю, – напряженно ответил Покровский, прижимая ребенка еще плотнее к себе, а тот тем временем совсем неестественно закрутился в его руках, словно пытался вырваться, пространство вокруг него вдруг стало размываться, как вокруг портала.