«Если я, например, встану перед ним на колени, он, может быть, во всем сознается? Может быть, если человек из элиты со слезами будет упрашивать его, он почувствует свое превосходство и в этом заблуждении решит, так уж и быть, помочь мне?» К сожалению, в полицейской организации такой метод использовать нельзя. Так же, как нельзя применять пытки и вырывать ногти.
– Что ж, задам пятый вопрос… – Впрочем, из тысячи фрагментов пазла осталось заполнить уже меньше половины. – Вы, наверное, совсем недавно постриглись?
Выражение лица Судзуки стало жестким. Это не было чем-то наигранным; казалось, что он внезапно пришел в себя.
– Мое внимание к внешнему виду, – продолжил следователь, – в той же степени касается и других людей. Я непроизвольно наблюдаю за ними. Это плохая привычка, но я уже не пытаюсь от нее избавиться, в моем возрасте это бесполезно. Вы заметили, тут был мой помощник, который только что вышел? Знаете, он способный человек, но простить ему эти белые кроссовки я никак не могу. Молодежь сейчас такая – сколько ни делай им замечания, как об стену горох.
Даже не улыбнувшись на это, Судзуки пристально вглядывался в лицо Киёмии.
– Волосы на вашей голове, господин Судзуки, очень ровно уложены. Я сразу же обратил на это внимание, как только увидел вас.
– На моей лысой голове нет и в помине какой-то там укладки или прочей хрени.
– Что вы, это совсем не так. Мне, как человеку, который много лет наблюдает за такими вещами, это, можно сказать, видно с первого взгляда. – Киёмия слегка подался вперед. – Вы ведь совсем недавно привели свои волосы в порядок у профессионального парикмахера?
– И что, если так?
Киёмия наблюдал за Судзуки с удвоенным вниманием. Надо собрать всю концентрацию и проникнуть в самое нутро Судзуки – так, чтобы не ускользнуло ничего, вплоть до легких изменений мимики и мельчайших движений пальцев. «Если он сделает недовольное лицо и замолчит, это будет означать мое поражение. Надо считывать тонкие детали в психологическом портрете противника и направлять его. Надо изображать поединок на равных – и при этом владеть инициативой».
– Да, действительно, я сходил постричься. Вы попали в точку. Идеально попали в точку, – с огорченным видом сказал Судзуки и тоже подался вперед. – Но что из этого следует? Да, я тоже стригусь. Это что, странно? Это преступление?
– Нет, ничего плохого в этом нет. Я сам раз в две недели хожу к парикмахеру. Просто без этого мне не успокоиться. Но обычно мужчины так часто не стригутся. И если это не случайное совпадение, я просто подумал, что вы, господин Судзуки, пошли в салон красоты потому, что сегодняшний день для вас какой-то особенный.
– Я не люблю такие снобистские места, как салоны красоты.
– По правде говоря, я тоже. Уж слишком там вычурные там интерьеры, постеры… Больше всего не люблю беспредметные разговоры, которые персонал там ведет с клиентами.
Судзуки сделал круглые глаза, потом – слегка смущенное лицо.
– Вы, господин сыщик, тоже?
– Да. У меня всегда душа кричит: «Хватит болтать, когда ты орудуешь лезвием!»
– Хотя вы и часто ходите к парикмахеру?
– Она кричит именно потому, что я хожу часто.
– Ну да, можно понять, – пробормотал Судзуки, будто соглашаясь с Киёмией, и добавил со смехом: – Я это тоже терпеть не могу. Разговоры с такими стильными людьми для менее сложнее, чем иностранный язык. Я всегда чувствую себя жалким, с меня струями течет пот. Во мне даже ярость закипает. У вас, господин Киёмия, по-другому? Глупо раз за разом ходить в место, в котором тебе башку выносят