«И поэтому ты предлагаешь мне участвовать в этом фарсе…»

– Третий вопрос. У вас есть семья?

– Нет. – Ответ был незамедлительным. – Нет. Это правда. На эту тему я не обманываю.

Киёмия молча ждал.

– Если б вы спросили: «А на другие темы ты врешь?», вы могли бы отыграться за проигрыш на предыдущем вопросе.

– Не буду я это спрашивать. Ясно ведь, что вы ответите: «Без комментариев».

– Это не так. Я собирался ответить так: «Я говорю только правду».

– Это что, «парадокс лжеца»?

На эту реакцию Киёмии лицо Судзуки расплылось в довольной улыбке. Высказывание лжеца «Я всегда лгу» приводит к противоречию и в том случае, когда оно ложное, и в том случае, когда оно истинное. Реплика Судзуки была сознательным подражанием этому.

– Я всегда задавался вопросом: почему это называется «парадоксом лжеца»? Это ведь могло быть и «парадоксом честного человека». Если честный человек скажет: «Я лгу», смысл парадокса от этого не изменится.

– Действительно, с этим можно согласиться.

– Но ведь на самом деле все не так. Мир устроен по-другому. В нем честные люди лгут. Это слишком очевидно.

– Значит, все ваши слова – тоже ложь. Так ведь тоже можно трактовать ваше высказывание.

– Нет, нет, я говорил об общем случае. В моем конкретном случае дело обстоит иначе. Никогда не встречал человека настолько честного, как я сам. Или назовите это «настолько глупого». Ведь из-за своей честности я всегда нес потери. – Судзуки не отступал от привычной манеры насмехаться над собой. – Семьи у меня нет, искать ее бессмысленно. Если б вы проследили мое генеалогическое древо далеко-далеко, то, может быть, нашли бы там каких-нибудь родственников родственников моих родственников. Но если вы по телевизору покажете мое глупое лицо, никто не заявит, что он – мой родственник. Хоть это и печально.

– Вы только что сказали, у вас есть одноклассники…

– Да, и учителя тоже есть. Но найти их невозможно. Я совсем не был заметным ребенком.

– И это несмотря на то, что вас часто ругали?

– Господин сыщик, люди делятся на два типа тех, которые поднимают лицо, когда их ругают, и тех, которые его опускают. Я полностью, на все сто процентов, отношусь к тем, кто лицо опускает. Все, что помнят ругавшие меня люди, это только мой круглый череп. – Показав пальцем на макушку, Судзуки со смехом продолжил: – Правда, в то время такой заметной десятииеновой лысины еще не было… Нет никого, кто бы помнил меня. А если б и были, я не стал бы вам, господин сыщик, рассказывать о них. То есть даже если б и захотел, не смог бы. Потому что это люди, которых не существует. Я ведь знаю. Я человек подозрительный для вас, и я менее полноценный, чем обычные люди. Такого болвана, как я, люди не считают человеком. Если однажды обо мне вдруг заговорят, люди вокруг начнут разглагольствовать, каким я был ребенком да какой у меня был характер… расскажут все самое смешное и странное. Как будто речь идет о забавной зверушке, которую показывают на ярмарке. Будут говорить за спиной гадости и с удовольствием бросать в меня камни. Притом что никто из них не знает ни капли правды обо мне. – С каким-то удовольствием в голосе Судзуки заключил: – В общем, в какой-то момент мне это надоело, и я решил не верить людям, которые что-то рассказывают обо мне там, где меня нет. И не просто не верить – я решил, что этих людей для меня больше не существует. В этом же нет ничего плохого? И вообще, это просто взаимность с моей стороны.

«Значит, если б ты и захотел рассказать, то не смог бы этого сделать?» Киёмия прямо посмотрел в глаза Судзуки. В том не чувствовалось ни малейшего колебания.