как и другим, щепотки снега —
ты подожди ещё декаду
зимой отмеренного века.
И собирай в корзинку камни,
чтоб создавать свои узоры
по чётким линиям лекала
под нервный вой сирены «скорой».
Что прочитать, когда протестом
заполнен мозг, и чай не нужен…
И вспоминаешь вдруг про тесто,
и что готовить надо ужин.
ЕСЛИ ПОВЕРИТЬ…
Ты увидишь рассветные крылья,
если сможешь поверить закату —
попроси, чтобы двери открыли
те, кто снова остались за кадром.
Те, кто снова попали в туманность
карамельно-перчёного быта,
прозябая в объятьях дивана
под картиною криво прибитой.
В декабре мало магии улиц,
в декабре почему-то нет снега —
потому чайник хриплой фистулой
вырывает из рук том Сенеки…
Что ещё в подсознанье осталось,
до утра превратится в загадку.
Собери себя по кристаллам,
если сможешь поверить закату.
«В тиши заснеженных аллей…»
В тиши заснеженных аллей
ты прочитаешь эти строки
и станет даль такой глубокой
сквозь синеву прошедших лет.
Замрут уставшие часы
с щетиной инея на стрелках,
вдруг по щекам прольются реки,
смывая ледяную сыпь.
А я озябшим снегирём,
увидев схожесть силуэта,
подумаю, что может где-то
переиграл с твоим огнём.
И задержавшийся январь
легко сотрёт обоим память,
оставив на оконной раме
свет, что забыл больной фонарь…
Ладонь мороза сжала сердце
пустив в аорту низкий минус,
и даже снег окрашен серым,
с деревьев падая на спину.
Спят крошки в мёрзнущей коробке
и видят, как назавтра перья
на клюве воробья коротком
их унесут на двадцать первый
этаж, где льдинки на карнизе
дрожат от волчих звуков ветра,
и шифер плачется капризно,
как сильно он заждался лета.
Стряхнув с себя вечерний сумрак,
его накроешь полотенцем,
когда в финале скучных суток
ладонь мороза сжала сердце.
ПО РАЗНЫМ ТОЧКАМ
Т. Г.
Мы в этом смутном январе
разбросаны по разным точкам,
но голос будет душу греть,
не проверяя слух на прочность.
И не мешает боль в ушах,
что послана морозным ветром,
единым воздухом дышать
на трёх десятках километров.
Дрожат, как вены, провода,
передавая график пульса,
в надежде угадать, когда
звонок пробьёт шальною пулей
седые двери января
и вновь мне описать поможет,
как звёзды что-то говорят
алмазным трепетом по коже…
ПЛАМЕНЕМ…
Ты забудешь меня ненадолго,
я забуду тебя навсегда.
Твой подарок пылится на полке —
если выкинут, не беда.
Но с чего я решил, что забудешь —
может, даже не вспомнишь совсем
без обычно-стандартных прелюдий
и избито-штампованных тем.
И вообще, ни к чему эти слёзы.
что в блокноте чернилами лью,
мне теперь ведь больше не сложно,
как счастливому королю.
Что прошло, то пусть пламенем синим
догорит без следа на ветру —
так снежинки мне объяснили,
на подушку упав поутру…
ЭТО ПРОСТО…
Всё, что было, на «до» и на «после»
разделилось этой зимой,
словно кем-то сигнал сверху послан,
что пора возвращаться домой,
где застыли озябшие книги
у холодной враждебной стены,
где приятнее мышкою кликать,
ручку шторой опять затемнив.
Вновь жужжит надоевшая песня,
поселившись на средних волнах,
захлебнувшихся нотною пеной,
и не важно, чья это вина.
Отрекись от всего – это просто,
не сложнее точек в кольце…
За углом ждёт тебя перекрёсток,
светофор без цветов на лице.
МЕЖДУ ПРОШЛЫМ И ГРЯДУЩИМ
На пограничной полосе
меж твоим прошлым и грядущим
покажется сегодня всем,
что воздух стал намного гуще.
И здесь мороз не виноват,
здесь откровение жжёт вены
десятком сотен киловатт
ежесекундных напряжений.
А за окном уже светло —
на подоконнике бумага
поманит тёплым ветром слов
в глубины мыслей саркофага.
И станет трудно понимать,
как уместить вновь на странице
то, что навеяла зима
с крамольным планом возвратиться
спустя два месяца весной…
Ну а пока лишь лёд на ветках
не просит поскорее ноль
стать главной на шкале отметкой.