Червоточина Лина Ди

© Лина Ди, 2025

ISBN 978-5-0065-2942-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

– Сливки, сливки… Голливудские холмы непременно нужно полить сливками и перебрать новый урожай.

Мужчина вертелся в кровати после дикого храпа на пороге пробуждения. Возможно, ему снилось совсем другое, но подсознание выталкивало вереницу несочетающихся слов, как лаву – из жерла вулкана. Страдающий синдромом апноэ, он часто испытывал во сне трудности с дыханием, и мысли его путались. Лёжа на спине, он резко открыл глаза и не сразу понял, где находится. Он находился в своём новом доме в Лос-Анджелесе, чувствуя себя отрезанным от прошлой жизни и привычного уклада. Так он пролежал некоторое время без движения, вспомнив, как накануне в полном отчаянии и будучи абсолютно трезвым, подрался с надоедливой чайкой… И, встав с постели, потрогав раненый затылок, ещё больше сник от нарастающего прилива подавленности, возникшего с самого утра.

После пробежки, разогрев своё мощное красивое тело, мужчина почувствовал себя значительно лучше. Но его не покидало ощущение «незавершённого действия». Или, как его ещё называют, эффекта Зейгарник, о котором он почему-то знал. Он точно должен был что-то сделать, но что именно, вспомнить никак не мог. Как и своё имя.

Уже в магазине, остановившись у молочного отдела, мужчина долго смотрел на сливки, испытывая странное чувство, и даже потянул к ним руку, но одумался, вытаращив глаза на ярко-красную надпись на этикетке. Его рука, точно рука робота, вернулась в исходное положение механическим движением, и он загадочно покосился вбок. Сначала боковым зрением, затем – повернув голову. Приятная девушка с нюдовым макияжем улыбалась ему винирами, намереваясь задать вопрос… Он снова потянулся за сливками, на этот раз преисполненный решимости и осознанности своих действий, открутил крышечку второй рукой и, развернувшись, вылил их девушке на голову, всё до последней капли. Содержимое ровной массой стекало по её лицу, облепив ресницы и белые зубы, что раздвинулись в беззвучном крике, как у лошади в характерном диком ржании… Она отпрянула.

«Кажется, всё», – подумал человек и наконец улыбнулся со стоном выгорающего облегчения. Миссия выполнена. «Сливки вылиты на голливудские холмы…» Он взглянул на её открытую грудь, вымазанную сливками. И отвернулся.

Загорелая кисть руки с тонкими морщинками вытащила изо рта слюнявую жвачку мятно-голубого цвета, скатанную в форме эллипса и раздавленную зубами так, что она напоминала крошечный переохлаждённый мозг, и, прикрепив её к потасканной записке, выуженной из кармана брюк, бросила в серебристый мусорный бак на улице. Подушечки пальцев соприкоснулись, чтобы потереться друг о друга в надежде отделаться от липкого слоя, и снова отделились, помогая свободно размахивать всеми частями руки и ускорять темп ходьбы.

Незнакомец с плотной желтовато-рыжей шевелюрой исчез за углом кирпичного дома под громкие звуки полицейской сирены, сопровождающей эскорт скорой помощи… Казалось, ещё немного – и он наберёт скорость и побежит, ускользая от чего-то или кого-то…

Мужчина дважды оглянулся: сначала через левое плечо, затем через правое – и исчез, последний раз украдкой взглянув на мусорный бак и себе под ноги. За ним двинулась зеленоватая блестящая пыль, почти неразличимая на ярком свету, и он её не увидел. Сверкающие частицы догнали незнакомца и приклеились к его одежде, поднимаясь выше. Изнеможённый мужчина продолжал бежать, забывая, куда в действительности он держал направление. Очень часто, боясь что-то забыть, он записывал. Но теперь он боялся писать больше всего на свете.

С того момента прошло четверть часа, как в тот самый переполненный мусорный бак полетело недоеденное сливочное мороженое: его туда с дикими криками бросил избалованный мальчик. Выбросив мороженое, сорванец снова заплакал, собираясь вернуть лакомство, но ему не разрешили этого сделать, и мальчишка захныкал ещё сильнее. Не добившись своего, он забарабанил по баку ножкой и отчаянно загорланил на всю улицу, вырывая маленькую ручку из большой дедушкиной ладони. Дедушка уже, наверное, пожалел, что вызвался провести с внуком вечер, освободив дочь и зятя для романтического ужина…

Мороженое было в вафельном рожке и через какое-то время начало таять, разливаясь на потрёпанную бандану, пропахшую собачьей шерстью. Этой банданой, вероятно, повязывали шею какой-нибудь породистой собачки. Несколько ударов по баку развернули брошенную в него записку. Очередной удар подбросил её кверху и приклеил жвачкой к сдвинутой крышке бака. Через час жвачка остыла и закостенела, в полумраке окончательно превратившись в серую массу.

Из бака снова что-то вылетело, уже похожее на зелёную тень, как будто лопнул едкий гриб, растущий в лесу на сваленном пне, и проследовало за мальчиком. Это была новая, более мощная порция, растворяющаяся в тёмных окантовках пробегающих теней.

Банановая кожура, торчащая из-под банданы, смешавшись с остатками ванильного мороженого, потемнела. Жирное мороженое всегда тает медленно, и это тоже не спешило превращаться в молочный коктейль.

Свет, просачивающийся в щель бака, тускнел. Разгорячённый за день перекрёсток встречал шумный вечер. Светофоры, неоновые вывески и фары машин казались теперь ярче. Красочные цвета и громкие звуки в ожидании заката выходили на первый план. У одиноко стоящего бака скопились молодые люди в чёрных костюмах: это были танцоры. Они смеялись и курили, скидывая пепел на асфальт и касаясь волос или одежды, на первый взгляд кажущейся безукоризненно чистой. Энергия будто лилась из танцоров и раскачивала их, создавая невидимую гравитацию. Танцоры начали повторять друг за другом искусные танцевальные па, красиво управляя движением ног, плавными пальцами рук и поворотами шеи и бёдер. Над их головами из открытого окна кирпичного здания им что-то прокричала красивая знакомая блондинка, и молодые люди засмущались.

Один из окурков полетел в бак, и записка впервые занервничала. То есть до этого времени она будто недооценивала свою значимость или вовсе не ощущала её, а быть может, лишь на время отключилась. А сейчас зашевелилась на чутком ветерке, пытаясь ещё сильнее прижаться к грязной, жутко пахнущей крышке, защищая нацарапанные на себе зелёной жидкостью, похожей на зелёнку их тюбика, буквы. На воспламеняющуюся искру окурка с банановой кожуры скатилась спасительная жирная капля. Опомнившись, записка, с ужасом понаблюдавшая за серым едким дымом, задрожала на ветру и захлопнулась, затаившись. Через мгновение еле заметные зелёные летящие частицы проследовали уже за низкорослым танцором, который выбросил остатки сигареты, выкуренной почти до фильтра… В тот момент, выскользнув из-под дружеской «опеки» друзей, молодой человек погрузился в уже другие, нехорошие мысли: он вспомнил о девушке, кричавшей из окна, и почему-то представил страшные вещи, которые хотел бы с ней сделать.

Громкие звуки сливались с «громкими запахами». Закусочные открывали окна, заманивая посетителей вкусной едой и ароматным кофе, перебивая едкий дым из выхлопных труб автомобилей и пар из клапанов трубопровода, интригующий своей таинственностью…

Светящиеся нити навязчиво обгоняли и обвивали людей, приближающихся к записке чуть ближе, пытаясь вселить в них любознательность, и кое-что ещё. Они будто зазывали прохожих пошарить в мусорном баке, разгоняя их запутанные мысли, циркулирующие в суете безумно скачущих потоков невидимых энергий.

Ещё через несколько часов в соседнее мусорное ведро приземлилась пластиковая посуда с кружевной салфеткой от официанта, который выносил вместо уборщицы последний мусор после своей смены, и крошечная, почти детская коробка из-под пиццы «Четыре сыра» от папаши «выходного дня». Последняя не влезла в бак и застряла между крышкой и баком как раз в тот момент, когда на углу улицы, как кони в отчаянной гонке, перед светофорами столкнулись жёлтое такси и угнанный автомобиль.

Всё это происходило в тёплый пятничный вечер. Женщины с пьяными мужчинами высыпались из удобных кресел остановившихся машин и даже соседней парикмахерской и устроили нешуточную схватку. Может быть, им частично помешала авария, а может, кому-то было просто скучно… В ход пошли не только кулаки, но и ноги водителя такси, зазывающего криком вечно зевающих на ходу подростков с растрёпанными волосами и девушек лёгкого поведения, которые начали выискивать в толпе глазами свеженьких клиентов, как, впрочем, и проныра юрист, готовый засунуть в карман визитку любому потерпевшему.

Шум усиливался. Водитель из угнанной машины растворился, как сахар, улучив удобный момент, когда разгорячённая толпа, состоящая из незнакомых друг другу людей, которые спорили сами с собой, закручивалась, как паста, на вилку… Вскоре они заметили отсутствие виновника аварии и закричали сильнее. Когда подъехали полицейские, случилась новая авария, и толпа, изумлённо вздрогнув от пронзительного свистка, начала расходиться. Как будто все одновременно вспомнили про свои собственные дела и куда-то заспешили.

Могла ли быть виновата записка в этих авариях, никому не было известно…

Один из освободившихся полицейских завязал диалог со знакомой «горячей штучкой». Вместе, отдаляясь от радужно мигающего на перекрёстке светофора, они прошлись по улице, беседуя и то и дело жестикулируя, как итальянская парочка, и остановились у известной всем пиццерии. Маленькое туловище и большая голова полицейского с маленькими глазками представляли весьма понятную для девушки картину: человека со связями и кошельком, который спасёт её однажды от тюрьмы, а вовсе не излюбленного клиента. Хотя в одночасье он мог стать именно таким, если бы заплатил много денег, и она широко улыбнулась при мысли о деньгах… Деньги для неё решали всё, ведь она была на мели, поэтому тени на её веках сверкали, как ёлочные игрушки в Рождество.