– Начнём? – спросил Виктор Ильич и, не дожидаясь ответа, сел в кресло. Три листка со стальной ручкой «Waterman», лежали так, словно писатель вот-вот сейчас придёт и начнёт писать новый роман или рассказ. Виктор Ильич сжал непослушными пальцами ручку, в надежде почувствовать то загадочное тепло, что некогда согревало (лечило) кисти его артритных рук. А ведь поразительное было свойство – писал он одной рукой, а артрит исчезал в обеих. Не задумывался прежде… Однако на этот раз сталь осталась холодной. «С чего ей стать тёплой, если я ещё не пишу? Торопыга!» – Виктор Ильич хмыкнул и посмотрел на друзей. Те уже устроились на диванчике и флегматично наблюдали за бывшим смотрителем.

– Слушайте, вы бы не пялились так на меня, а? – попросил он.

Синхронное пожатие плечами и оба поднялись с дивана. Глебов – к окну, Павел – за книжкой на этажерке.

Когда Виктор Ильич убедился, что больше не находится под прицелом посторонних глаз, он закрыл свои и попытался сосредоточиться на образе Юры, выгуливающего Хорта. Ничего не вышло, «Waterman» продолжала торчать между пальцев, словно в клешне краба. «А с чего я взял, что Юра сейчас непременно выгуливает Хорта? Может он пораньше лёг спать. Или на свидании с девушкой. Или в баре с друзьями. Или…» – Виктор Ильич остановил гадание, решив, что лучше всего сконцентрироваться на самом Юре.

Сосредоточился. Замер. Просидел так несколько минут.

Без результата.

– Чёрт! – выругался он, откидывая ручку.

– Что такое, крестный? – встрепенулся Павел.

– Ничего… В смысле, без толку всё!

– Может нам выйти лучше? – подал голос Эдди.

Виктор Ильич посмотрел на него с надеждой:

– Можно попробовать.

Павел с Эдди удалились.

– Ну что, бузиновое проклятье, помнишь меня? – тихо обратился бывший смотритель к столу, поглаживая его край. – Помнишь? Помнишь?! – потом со всего маху жахнул по столешнице. – Вспоминай, чёрт тебя дери!!! – И зашипел от боли.

Пять металлических египетских кошек попадали с насиженных мест.

Виктор Ильич сгрёб в клешню стальную ручку и, нацелившись пером на бумагу, снова замер, пытаясь войти в контакт сам не зная с чем или с кем.

Тщетно.

В глубокой задумчивости он механически расставил статуэтки кошек по местам, отметив мимоходом, что новый смотритель… то бишь комендант не особо заботился о протирке пыли. Откинулся в кресле, и посмотрел на корешки книг Кошмарного Принца. Золотые тиснения напомнили о («FURTIVE») тайнике. Тайник оставался тайником пока бузиновый стол охранял его своей магией. Когда магия пошла на убыль, тайное сразу же стало явным. «Выходит, зря мы сюда явились?» – подумал Виктор Ильич. Но, не перепробовав все варианты, сдаваться глупо. Павел – сын Кошмарного Принца, может у него получится?

Он позвал парня и объяснил нехитрый принцип: сел, взял в руку ручку, закрыл глаза, сосредоточился и набрался терпения.

Терпения у Павла хватило на сорок минут.

– Что теперь? – спросил Эдди.

– Теперь – ты, – ответил Виктор Ильич.

Но и к Эдди бузиновый стол оказался глух.

За окном город погрузился в ночь.

– Зовём Алексея Геннадьевича, – упорствовал Виктор Ильич.

– И как, интересно, ты собираешься ему всё объяснить? – спросил Глебов, не скрывая раздражения и скепсиса.

– Через никак! – огрызнулся Виктор Ильич, и ушёл за комендантом.

– Ты полегче с ним, – с нажимом посоветовал Павел Эдди. – Он хоть что-то пытается делать, вместо того, чтобы шастать по лесу с грёбаным кристаллом, как грёбаный Голлум…

– Слушай, ты! – зарычал Эдди. Они встали нос к носу, сверля друг друга бешеными глазами. При этом тот факт, что Павел выше, моложе и сильнее, не играл роли. Эдди открыл рот, чтобы выдать на гора уничтожающую тираду, но его остановил звук голосов снизу. Виктор Ильич с комендантом поднимались по лестнице.