Виктор Ильич кивнул.

Павел нагнал их, когда мужчины постучались в незапертую дверь местного «барыги».

– Тётка сказала так входить. Не достучишься, – сказал он.

Вошли так.

Заваленные садовым инвентарём сени. Дальше – дерматиновая дверь. Открыли. На полу светлицы впечатляющего размера медвежья шкура. Без головы, но с длиннющими когтями. На шкуре хозяин «уазика» – в дупель, храпит.

– М-да… – прокомментировал Эдди. – Козёл.

– Вонючий, – повёл носом Павел.

– И что теперь? – спросил Виктор Ильич, оглядывая избу.

– Через кухню выход в сарай. Там «УАЗ». Оставим записку…

– То есть угоним? – уточнил Павел.

– Нет. Его на заднее кинем. – Глебов двинулся к кухне. – Оклемается, вернётся. Записку в карман… деньги…

Они вышли к сараю.

– Машину только проверить надо: на ходу ли.

Павел втихую ткнул крестного в бок:

– Соображает потерпевший!

– Не то слово…

«Уазик» недовольно заурчал, почихал, но завёлся. Глебов растянулся в довольной улыбке.

– Тащите тело!

Через пень-колоду, помянув к добру и не к добру всё и вся, выбрались на трассу. Дальше казалось «дорога серою лентою вьётся», как шёлковая.

19

Они ужинали в ресторане нижнетагильского отеля. Часы над барной стойкой показывали половину одиннадцатого. Их трио осталось единственными посетителями в зале. Официантки недовольно зыркали из-за занавески, бармен флегматично протирал чистые бокалы, но и по его лицу можно смело читать: «когда уж вы наклюётесь, соколы залётные?» Но трое мужчин совершенно абстрагировались от всего, полностью сосредоточившись на еде. Полноценный ужин за суматошный день в пути – невольно вспомнишь пионерское «когда я ем – я глух и нем». И к тому же, никто распорядителей сей харчевни не заставлял вывешивать табличку: «РЕСТОРАН РАБОТАЕТ ДО ПОСЛЕДНЕГО ПОСЕТИТЕЛЯ». Вот и работайте, голубчики, а не портьте своими недовольными физиономиями аппетит! Но это всё лирика. Павел отвлёкся от бестолкового брожения дум убогих и, перейдя к чаю с фирменным клюквенным пирогом, сфокусировал мысленный поток к вопросу, который мучил его на протяжении всего пути:

– И чего ради мы шарахались по лесам и играли в долбанную молчанку, если проще было сразу дать о себе знать и свалить оттуда?

Они застыли с ложками в руках: один – не донеся до рта пюре с кусочком мяса, другой – уперев ложку в тарелку. Двое взрослых мужчин смотрели на молодого так, будто он ребёнок, нечаянно брякнувший матерное слово. И у ребёнка два варианта: или получит увесистый подзатыльник, или нравоучительную выволочку минут на двадцать. Павла бы устроил первый вариант, но это вряд ли. Он переводил взгляд с крестного на Глебова и обратно, словно наблюдал за мячиком в пинг-понге, потом грохнул стакан о стол, чудом не расплескав компот.

– Что?!

– Да если бы не твой рот, который не может держать язык за зубами, Он бы до сих пор не знал о нас! – как змея, источающая яд, зашипел Эдди. – И у нас было бы время подготовиться. Что-то понять! Если ты не понял, только благодаря кристаллу мы ещё живы, а не погребены под…

– Как мы должны были подготовиться и что-то понимать, если даже разговаривать нельзя было?

– Бумага и карандаш! – ядовито процедил Эдди. – Кристалл…

– Да пошёл ты на хрен со своим кристаллом, параноик чокнутый! – вскочил Павел.

Виктор Ильич вскочил следом и схватил парня за руку.

– Опять?! Брейк! Вы оба! – Взглядом попросил парня сесть.

Тот сел. Нехотя.

На лице бармена теперь можно прочитать: «а не выставить ли вон уважаемых залётных господ?» Павел смерил его взглядом, бармен тут же сосредоточил внимание на бокале в руке. Потом стрельнул взглядом на особо любопытную официантку, и та шмыгнула обратно за занавеску. Связываться никто не хотел, парня это устроило. Он посмотрел на крестного, игнорируя чокнутого параноика.