Серьёзные складки на лбу мальчика разгладились.
– Усёк! – сказал Павлик и тоже сделал лыбу.
15
– Боже мой… – прошептал Павел, едва не выронив кристалл.
Эдди был начеку и подхватил артефакт. Накрыл, спрятал.
Павел стоял в темноте, но перед глазами плыла яркая картинка из прошлого. Из прошлого, которое подсознательно (или сознательно?) забылось и до этого самого момента казалось лишь памятным воспоминанием давнишнего сна: вроде реальность, но искажённая, только лишь похожая на правду, а на самом деле… А что на самом деле? На самом деле он даже не вспоминал о том, что (показал) заставил вспомнить кристалл. Он помнил то единственное посещение могилы. Тогда ему стукнуло одиннадцать. И с тех пор не бывал на могиле писателя. На могиле своего настоящего отца. А то призрачное явление, едва не сбросившее его со скамейки – нет, не помнил… пока не заглянул в глубину изумрудного свечения. Что бы ни представлял собой кристалл в действительности, но копаться в голове – в памяти – он мастер!
Или лжец?
– Что ты видел? – спросил Виктор Ильич. – Что он тебе…
– Тсс! – запаниковал Эдди. – Тссссссссс!!!
Виктор Ильич нащупал локоть парня и потянул к себе. Павел не сопротивлялся. Он и сам очень хотел присесть, ноги ослабли и предательски дрожали в коленках. Как у долбаной левретки.
Глебов опять закопошился. И на этот раз достал горелку.
Павел бездумно пялился на пламя.
Виктор Ильич решил не напирать и не лезть с расспросами. Неподготовленному человеку всегда тяжело принимать что-то необычное. По себе знал. Он знаками показал Эдду, чтоб ставил чайник. Сам снял с окна плед и раздвинул шторы. Стало светлее, хотя солнце и успело уже скрыться за макушками высоченных сосен.
Глебов водрузил на керосинку чайник, тем самым разорвав стопорящую мозг парня нить с внутренним астралом… или где он там завис.
– А где я спать буду? – брякнул Павел. – Я спать хочу.
И, получив в ответ очередное глебовское «тсссс!», завалился тут же на топчан.
16
– Я должен побывать на его могиле! – во весь голос сказал Павел, очнувшись, как он думал, ото сна.
Глебов всполошился первым, вскочил и – к окну. «Да что он там пытается высмотреть?» – подумал Виктор Ильич, протирая с трудом разлеплённые глаза. «А это наш Кузенька с жиру бесится. Побесится и баиньки пойдёт…» – в свою очередь успел подумать Павел, увидев в отсвете окна сгорбленную фигуру Эдди с покрывалом на плечах.
Потом случился треск. И грузное падение. Аж земля всколыхнулась.
На пол грохнулся чайник, опрометчиво оставленный на неустойчивой горелке, перепугав обитателей охотничьего домика больше, чем упавшее (поваленное) на опушке дерево. Кем поваленное? Любопытство повело Павла к двери, но путь перегородил Глебов. Лунный свет, пробившийся через оставленную в окне щель, позволил различить бешеное мотание головы. Парень развёл руками, мол, сдаюсь, реально испугавшись, что голова несчастного вот-вот оторвётся и как чайник грохнется на пол. Воображение живо представило сцену, и он отошёл. От греха подальше.
Землю снова сотряс удар. И это не ещё одно упавшее дерево, не было характерного треска. Тогда что было?
Павла раздражала постоянная темнота, постоянное недопонимание происходящего. А ещё больше – вынужденная немота. Просто изводила! Он поймал себя на том, что слушает тишину, отчаянно пытается услышать хоть звук. Чего они боятся? Чем старая хибара может защитить? Павлу хотелось действия. Он глубоко вздохнул, раздумывая закричать ему или засвистеть, но неожиданно получил под дых. «Глебов, сука!» И, хрипя, повалился на пол.
Виктор Ильич не понял, что произошло, и только в изумрудном свечении кристалла – «зачем он его достал?»