– Вы как стая шакалов: что ваш недоделанный царёнок приказал, то и делаете! Самим не стыдно? – со слезами в голосе выкрикивает Марго. – Он же моральный урод! Козёл! П-п…

Кажется, наша новенькая совсем расклеивается, потому что, так и не договорив, закрывает лицо руками и выбегает из столовой, чуть не снеся входящую туда Аню.

Упс. Кажется, ребятки немного переборщили. Впрочем, Маргаритка это заслужила. Правда же, заслужила? Я смотрю на стоящий передо мной мерзкий обед, а перед глазами стоят её глаза, карие, наполненные слезами. Может, мы и правда переборщили?

– Круто мы её, а? – к нам подсаживается Миха. – Она такую истерику устроила, что если кто-то не знал, что она нищебродка, теперь точно в курсе!

– Заткнись, не мешай есть, – мрачно бросаю я однокласснику, и берусь за ложку.

Вроде бы отомстил новенькой, так почему же меня это не радует? Почему после такой блестящей победы, достигнутой чужими руками, я чувствую себя проигравшим?

7. Глава 6. Ярослав

– Громов! Почему вы вчера не сдали в стирку свои вещи? – заваливается с утра пораньше в нашу комнату комендантша.

Её одутлое лицо все красное, а маленькие глазки готовы испепелить меня месте.

Только встал, только протёр глаза, только умылся, а тут такое. С добрым утречком, называется.

– И вам не хворать, Анна Николаевна, – елейным голосом приветствую я эту не в меру наглую и раскормленную даму в строгом чёрно-белом наряде.

– Антонина Николаевна, – сурово поправляет меня комендантша, которая заведует и женским и мужским общежитием одновременно.

В ответ на ее реплику страдальчески закатываю глаза. Никак не могу приучить себя запоминать имена обслуживающего персонала. Да и надо ли оно мне?

– Миха, ты вчера что, мои вещи не сдал? – недовольно интересуюсь я у соседа по комнате.

Отдал же ему вчера свои шмотки, точно помню, и велел передать коменде!

– Да, сдал, всё как ты и просил, – лениво потягивается рыжий. – Антонина Николаевна, наверное, тебя с кем-то перепутала!

– Ничего я не перепутала! – комендантша упирает руки в боки. – Вы не сдали рубашку! Я что, за каждой вашей вещью бегать должна?

– Ах, рубашку, – я недовольно морщусь, вспоминая, в какой безобразный комок из чернил и перьев превратила её новенькая. – Ну, с рубашкой не получится, я её потерял. Выдайте мне, пожалуйста, новую.

– Потеряли? А по-моему, вы страх потеряли! Здесь вам что, магазин? – начинает наезжать на меня коменда, и я недовольно морщусь.

Ладно имена требуют запоминать, но наглости-то откуда столько? Мне иногда кажется, что на работу обслуживающим персоналом в Кингдом берут только тех, кто абсолютно ничего не знает о банальном уважении.

Если бы такое попробовала устроить одна из горничных в моём доме – сразу бы вылетела на улицу. А здесь…

– О! Антонина Николаевна! – из душа выходит бодрый и радостный Дамир.

Без одежды, разумеется.

– Тьфу, Губайдуллин, как вам не стыдно ходить раздетым?! – коменда отворачивается от накаченного тела моего кореша и тут же направляется к выходу. – Самая отвратительная комната! А на вас, Громов, я буду жаловаться директору! Будете знать, как терять казённые вещи!

– Ваше право, – холодно отвечаю ей я, с удовольствием захлопывая за ней дверь.

Идиотка! Из-за какой-то несчастной рубашки ввалилась с утра в комнату и устроила тут бардак! Ненавижу, когда что-то идёт не по моему плану!

За завтраком в столовой я с удовольствием отмечаю, что новенькую всё так же продолжают травить. Пусть она и не особо сопротивляется, я вижу тот особый блеск протеста в ее взгляде, главное, что делает это молча. И не влезая в мою жизнь.

"Страдай, Градова, за все неудобства, которые мне причинила