Чёрная книга Александр Домовец

© Домовец А. Г., 2024

© ООО «Издательство «Вече», оформление, 2024

Санкт-Петербург. 28 июня 1910 года

В дверь позвонили, когда профессор готовил на кухне вечерний чай с ромашкой и мятой, без которого уже много лет не засыпал. А заснуть после этого мерзкого разговора тем более будет непросто. Да что там мерзкого – опасного… Настенные часы показывали половину одиннадцатого. Чертыхнувшись, профессор пошёл в прихожую, гадая, кого это нелёгкая принесла на ночь глядя.

– Кто там? – спросил недовольно.

Из-за двери донёсся знакомый дребезжащий голос:

– Я это, Викентий Павлович, Емельян.

То был швейцар, дежуривший в парадном.

– Чего надо, Емельян? – спросил профессор, не открывая дверь.

– Тут вот телеграмму вам принесли. Срочную. Я почтаря внизу оставил, а сам поднялся.

– Телеграмму? Ну, подсунь под дверь.

– Так за неё ж расписаться надо. Вы уж извините за беспокойство, не от меня зависит…

Профессор со вздохом открыл дверь.

В этот момент на лестничной площадке раздался глухой тихий звук, как будто от удара обухом. Следом кто-то едва слышно вскрикнул. А переступивший порог квартиры Демон с ходу ткнул профессора указательным пальцем под ложечку. Палец тот был словно железный. Профессор с мучительным возгласом сложился пополам, сдерживая рвотный позыв.

Демон быстро выглянул за дверь. Никого. Схватив за ноги лежащее на лестничной площадке тело, одним рывком затащил в квартиру. Закрыл дверь. Теперь можно было без помех заняться хозяином дома. Человек немолодой, хлипкий, с таким особой возни не понадобится.

Демон схватил профессора за воротник домашней куртки, распрямил. Заглянул в глаза, налитые нежданной болью.

– Пикни только, – пригрозил вполголоса.

– Что… с Емельяном? – прошелестел хозяин, глядя на безжизненное тело швейцара и жадно хватая воздух широко открытым ртом.

Демон хищно осклабился.

– Отдыхает твой Емельян, притомился. О себе подумай.

– Что… вам… надо?

– На кабинет твой взглянуть охота.

– За…чем?

– За надом. Веди, ну!

И с этими словами сильно встряхнул за шиворот.

Хозяин неуверенно повернулся и, еле передвигая ноги, пошёл вперёд. Следом, не выпуская жертву, двинулся Демон. При этом он косился по сторонам. Хорошая квартирка, да. Большая и обставлена богато. В такой жить да радоваться.

Кабинет был под стать квартире – просторный, радующий глаз дорогой солидной мебелью тёмного дерева. Особое место занимали высокие шкафы, битком набитые книгами. Бегло оглядевшись, Демон рывком повернул к себе хозяина.

– Бумаги давай, – потребовал грубо.

Хозяин дёрнулся.

– Ка…кие бумаги? – выдавил дрожащими губами, растирая левую сторону груди.

– Те самые! Ты дурачка-то не строй, хуже будет.

– Послушайте! – взмолился профессор еле слышно. – У меня весь кабинет забит бумагами. Я не пойму, о каких вы…

Демон неприятно хохотнул.

– Сейчас поймёшь, – пообещал жёстко.

Схватив указательный палец хозяина на правой руке, он начал медленно сгибать его от ладони. Простой, хороший и безотказный способ разговорить самого упрямого человека. Визжа от боли, во всем признаешься, всё отдашь, всех выдашь…

Но тут случилось неожиданное.

Тихо вскрикнув, хозяин схватился за грудь и медленно осел на пол. Демон машинально выпустил наполовину выломанный палец. Профессор уткнулся лицом в ковёр и застыл, не подавая признаков жизни. Демон схватил руку, проверяя пульс, затем потрогал вену на шее. Пульса не было. Демон озадаченно почесал в затылке. В живых оставлять хозяина он и так не собирался. Но сначала тот был должен отдать нужные бумаги. А тут, судя по всему, сердце не выдержало болевого шока… Демон свирепо выругался.

В сущности, дело провалено. Чёрт с ним, с профессором. Главное – бумаги. Но искать их в необъятной квартире наобум лазаря можно до морковкиного заговенья. Если они вообще в квартире. В общем, без подсказки хозяина не обойтись. А тот уже ничего не скажет… Демон с ненавистью пнул мертвеца. Ну, не идиот ли был? Кто же с больным сердцем в такие игры ввязывается?

– Не берёг ты себя, профессор, – негромко сказал он, доставая пачку папирос. – Ну и дурак.

Выкурив папиросу в три затяжки, Демон посмотрел на часы. Сейчас лишь поздний вечер, и до рассвета ещё масса времени. Придётся перерыть всю квартиру, пусть даже и без особой надежды на успех. А начать, разумеется, надо с кабинета.

Содержимое ящиков письменного стола полетело на пол…

Дмитрий Морохин,

полицейский следователь, 35 лет

Лучше бы вместо профессора Себрякова на полу сейчас лежал кто-то ещё…

Это была первая мысль, посетившая меня, как только прибыл на место преступления в доме на Французской набережной. Да, лучше бы кто-то ещё…

Прошу, однако, не считать меня циником. (Хотя многолетняя полицейская служба к цинизму располагает, как ничто другое.) Просто чем заметнее личность покойного, тем сложнее вести расследование. А историк Себряков был личностью заметной. Да чего там – крупной, незаурядной и широко известной. Стало быть, особый интерес прессы к расследованию (проще говоря, газетный вой) обеспечен. Да ещё, не дай бог, внимание высоких сфер…

Уже на третий день расследования выяснилось, что насчёт высоких сфер я накаркал.

– Придётся вам, Дмитрий Петрович, принять сотоварища, – обрадовал поутру начальник сыскного отделения. – Будете вместе работать по делу Себрякова.

В ответ я устремил на Аркадия Семёновича взгляд, полный кроткого недоумения. Недоумение – от непонимания и неожиданности. А кротость… ну, не могу же я смотреть на собственного начальника дерзко.

Из дальнейшего разговора выяснилось, что на период расследования ко мне будет прикомандирован подполковник военной контрразведки Ульянов. Звать Кирилл Сергеевич. Желательно любить и жаловать.

Вот тут я удивился всерьёз и даже слегка встревожился. Как сие трактовать? С каких пор к полицейским расследованиям подключают военных контрразведчиков? Где покойный историк и где контрразведка генштаба?

– Распоряжение департамента, – веско сообщил в ответ на все вопросы начальник. – Принимайте к исполнению.

– Административный эксперимент? – предположил я со вздохом. – Мол, две головы из разных ведомств раскроют дело в два раза быстрее?

– Вам бы всё шуточки… Ульянов – человек опытный, обузой не станет.

– Так кто будет руководить следствием, он или я?

– Вообще дело поручено вам, – неопределённо сказал начальник. – А там по ситуации. Разберётесь, не маленькие… О ходе расследования докладывать будете ежедневно.

На том разговор и закончился. Возможно, Аркадий Семёнович сказал бы что-то ещё, но, похоже, и сам мало что знал и уж точно ничего не понимал. Иначе так или этак поделился бы.

Ульянов явился в тот же день и произвёл впечатление двоякое.

Был он невысок и худощав. В его пользу говорили энергичные черты лица с аккуратно подстриженными усами, широкие плечи и отменная выправка, выдававшая кадрового офицера, хотя и одетого нынче в синий штатский костюм. Но вот что не понравилось, так это настороженный прищур серых глаз, привычка крепко сжимать тонкие губы и резкий голос. Лет ему было за сорок, и, судя по глубоким морщинам, избороздившим лоб, и заметной седине в тёмных волосах, человек этот пережил немало. Нажил ли он при этом опыт, необходимый в нашей службе, предстояло выяснить в ближайшее время.

После того как Аркадий Семёнович познакомил нас и, пожелав успешной работы, удалился, мы остались в кабинете вдвоём. Радушным жестом я указал Ульянову на стул и сам уселся vis-à-vis[1]. Некоторое время молчали, деликатно разглядывая друг друга с неопределёнными улыбками.

– С чего начнём, Дмитрий Петрович? – наконец осведомился Ульянов.

Вместо ответа я достал тощую папку с начатым делом и протянул подполковнику. Тот быстро проглядел протокол осмотра места происшествия, заключение судмедэксперта и запись беседы с вдовой Себрякова.

– Показания соседей нет, – сказал я. – На лестничной площадке есть ещё одна квартира, однако жильцы на всё лето уехали за город. На других этажах соседи ничего не видели и не слышали.

– А жаль… Итак, наутро жена профессора возвращается из загородного дома в Сестрорецке и обнаруживает в квартире два трупа и полный разгром, после чего вызывает полицию, – констатировал он, откладывая папку. Наклонился ко мне. – А почему вы считаете, что профессора Себрякова тоже убили?

– А почему вы решили, что я так считаю? – ответил вопросом на вопрос.

– Да, собственно, Аркадий Семёнович упомянул.

Вот и делись после этого с начальством предположениями и смелыми догадками.

– Со вторым трупом всё ясно, – продолжал Ульянов, указывая на папку. – Удар тупым предметом в основание шеи и перелом шейных позвонков. Но что касается Себрякова, врач установил разрыв сердца, инфаркт. То есть смерть наступила от естественной причины. Тем более, что профессор был немолод и слаб здоровьем.

Интересно, откуда ему известно, что Себряков недомогал? Прежде чем явиться в полицейском управлении, успел навести справки?

– Я, Кирилл Сергеевич, пока ни на чём не настаиваю, но вот какая штука… У нас очень опытный судмедэксперт Судаков, дотошный до слёз. Тело профессора он исследовал буквально с лупой. И заметил, что у основания указательного пальца на правой руке есть маленькая припухлость вроде отёка. Вскрытие показало в этом месте свежий разрыв микрососудов. – Сделав паузу, я закурил папиросу. – Вроде бы мелочь, и Судаков заносить это в заключение не стал. Но без протокола сказал мне, что, похоже, перед смертью некто выламывал профессору палец. Отсюда болевой шок, надорвавший больное сердце. А коли так, этот самый некто и есть убийца, пусть даже и невольный.