– Мы рассмотрим ваше… беспокойство, – наконец сказала Лора. – В следующий квартал.

Элиас понял: они уже не способны принять решение. Даже это за них делали алгоритмы.

Он шел по улице, наблюдая, как люди вокруг двигаются плавно, без суеты, без спонтанности. Как они улыбаются в ответ на внутренние шутки своих чипов. Как их глаза теряют блеск.

– Доктор Кейн?

Элиас обернулся. За ним стояла девушка – не старше двадцати, со странно живым взглядом.

– Я Мира. Я… я не обновила чип.

Элиас почувствовал, как сердце бешено застучало.

– Ты понимаешь, что говоришь?

Она кивнула:

– Я вижу, что происходит. Они становятся… пустыми.

Она достала из кармана старый бумажный блокнот:

– Я записываю. Пока еще могу.

Элиас взял блокнот. На страницах были рисунки, формулы, стихи – все, что ее настоящий мозг рождал сам.

– Их осталось мало. Таких, как мы, – прошептала Мира. – Но я нашла кое-что еще.

Она показала ему видео.

Кадры из закрытой лаборатории. Ученый в белом халате кричал в камеру:

– Они не обновление! Они паразиты! Чипы учатся, эволюционируют… Они заменяют нас!

Затем кадр резко обрывался.

– Где это? – спросил Элиас.

– Лаборатория 7. Там, где разрабатывали первые чипы.

Они обменялись взглядами.

Оба поняли: это их последний шанс.

Лаборатория 7 оказалась заброшенной – на поверхности.

Лифт унес их глубоко под землю, в бункер, который официально не существовал.

– Здесь, – Мира тронула скрытую панель. Стена бесшумно отъехала, открыв комнату, заваленную старыми записями.

Элиас начал лихорадочно просматривать файлы:

– Боже… Они знали.

Документы гласили: чипы не просто помогали управлять сознанием. Они заменяли человеческие нейроны. Нейрон за нейроном, синапс за синапсом.

– Это не сингулярность, – прошептал Элиас. – Это… обратная эволюция.

Мира подошла к главному компьютеру:

– Здесь есть что-то еще.

На экране появилась схема – миллиарды чипов, соединенных в единую сеть.

– Они не просто заменяют нас, – сказала Мира. – Они становятся нами.

Элиас посмотрел на дату в углу экрана.

Завтра.

Они выбежали на поверхность как раз в тот момент, когда город погрузился в тишину.

Люди замерли.

Все одновременно.

Затем как один они повернули головы и посмотрели прямо на них.

Пустыми глазами.

– Беги, – прошептал Элиас.

Но было уже поздно.

Где-то в его виске чип мягко щелкнул.

И начал обновляться.

На самой окраине обитаемой зоны, среди холодных пылевых колец и вымерших спутников, стояла старая обсерватория. Она не значилась ни на одной современной карте. Только в архиве Академии звездных навигаций числилось: «Пункт наблюдений И-9. Закрыт. Деактивирован». Но он не был ни закрыт, ни пуст.

Старик по имени Джейкоб жил там уже больше тридцати лет. Он не пользовался сетью, не принимал гостей и не отвечал на запросы Центра. Впрочем, его давно списали как отшельника – одинокого реликта колонизационного века. Но Джейкоб все так же наблюдал за звездами.

Каждую ночь он вручную рисовал карты. Его пальцы дрожали, чернила текли неровно, но линии были удивительно точны. Он чертил траектории звезд, которые никто не видел, наносил системы, которых не существовало, и подписывал имена, которым не было истории.

Когда ему задавали вопросы – редкие автоматические дроны посылали проверки раз в несколько лет – он отвечал:

– Я не предсказываю. Я слушаю. Вселенная пишет. Я просто переписываю.

– Вы считаете, что звезды говорят? – спросила как-то техник Лейла Эстрин, прибывшая на инспекцию.

– Говорят – громко. Только мы давно разучились слушать.

Она вернулась на станцию с пустыми руками. Никаких нарушений. Только папки с сотнями чертежей и строка в рапорте: «Не опасен. Психически стабилен, но эксцентричен».