Они шли по бесконечным коридорам Центра. Простые гладкие стены. Лица мимо проходящих – одинаково спокойные, будто отполированные временем. Люди больше не спорили, не смеялись, не плакали. Они просто были. Долговечные. Надежные. Безошибочные. Бессмертные.

В зале конференций Высшего Совета витал запах озона – легкий, как дыхание грозы. На экране монитора возник силуэт корабля, совершающего посадку на одну из площадок Космического Центра. Он имел совершенную форму. Гладкую, серебристую, как застывшая капля воды.

– Они не отвечают на сигналы, – сказал один из аналитиков.

– Может, не понимают наши протоколы? – предположил кто-то.

– Или не хотят, – тихо добавил Мэйсон.

Взгляды обернулись к нему.

– Ты говоришь о потенциальной угрозе? – глава Высшего Совета смотрел с идеальным спокойствием. Голос не дрогнул. Ничего не дрожало в этих лицах.

Мэйсон сжал кулаки. Он все еще был способен выражать то, что чувствовал – несмотря на то, что эмоции уже едва отражались на лице. Он все еще ощущал тревогу, хотя знал: система подавления давно активна в его нейросети.

– Я говорю, что мы не знаем. И это – причина для беспокойства.

Пауза. Тишина, наполненная ничем.

– Беспокойство – реакция на неопределенность, – ровно проговорила Лина. – Оно неэффективно, если отсутствуют подтвержденные риски.

Он посмотрел на нее. На остальных. Их безупречные черты, ровные голоса, идеальные решения. И вдруг понял, кого он боится больше: не тех, кто пришел. А тех, кто остался.

Потому что где-то там, за пределами, на корабле, были другие. Они жили бессмертно уже давно. Возможно, веками. Они – пришельцы. Но, может быть, в них еще оставалось что-то человеческое.

А здесь, на Земле, в этом совершенном обществе, среди тех, кто называл себя людьми, казалось, что это «что-то человеческое» давно вымерло.

Дождь продолжал стучать. Он был реальным. Холодным. Прямо как страх, которому больше не находилось места.

Корабль приземлился на равнине за городом.

Мэйсон пошел один.

Они даже не попытались его удержать. Зачем? Его гибель – просто цифра в отчете. Выживет – что изменится?..

В воздухе не ощущалось никакого запаха. За это время даже цветы поблекли, и их аромат исчез..

Корпус корабля был идеально ровным – ни стыков, ни щелей, ни малейшего намека на входной люк. Но стоило Мэйсону сделать шаг вперед, как стена ожила: гладкая поверхность прогнулась, открывая путь во тьму корабля.

Он вошел.

Существо внутри было непохоже на человека. Высокое, тонкое, с кожей, переливающейся, как перламутр. Но глаза… глаза были знакомыми.

– Ты помнишь, – сказало существо.

Голос звучал у него в голове, мягкий, как шепот.

– Что?

– Ты помнишь, каково это – бояться. Любить. Ты последний.

Мэйсон почувствовал, как что-то сжимается в груди.

– Кто вы?

– Мы были такими, как ты. Пока не излечили смерть.

Существо протянуло руку. Его пальцы были длинными, почти прозрачными.

– А потом мы забыли. Забыли, зачем жили.

Мэйсон вдруг понял:

– Вы… это мы.

– Через тысячу лет.

Существо коснулось его лба.

Вдруг мир вспыхнул.

Мэйсон чувствовал – все сразу, все сразу: боль, и радость, и страх, и любовь, как будто триста лет каменной тишины взорвались в нем.

– Мы вернулись, чтобы предупредить, – сказало существо. – Бессмертие – это не конец смерти. Это конец жизни.

Мэйсон упал на колени. По его лицу текли слезы.

Он плакал.

Когда он вернулся, они ждали его.

– Что они хотели? – спросил Совет.

Мэйсон смотрел на них – на этих прекрасных бездушных существ. Его народа. Его будущего.

– Они предлагали нам технологию, – солгал он.

– И?

– Я отказался.

Председатель Высшего Совета кивнул. Решение было логичным.