Карсон не ответил. Он уже занес ногу над порогом. Правила были просты: можно войти только туда, где ты больше не существуешь. Никаких вариантов.

– Помни, у тебя ровно шесть часов, – продолжал Штольц. – После этого канал закроется. Если не вернешься…

– Я знаю.

Он шагнул вперед. Мир дрогнул.

Воздух здесь пахнул гарью.

Карсон стоял на пустынной улице, заваленной обломками. Небо было желтым, неестественно ярким, будто выжженным. Вдалеке догорали руины небоскреба.

Что, черт возьми, здесь произошло?

Он достал локатор. Прибор должен был привести его к телу – к его телу. Тому, что принадлежало Карсону из этого мира.

Стрелка дрогнула и указала на восток.

Он нашел себя в полуразрушенной лаборатории.

Точнее, то, что от него осталось.

Тело лежало на столе, покрытое странными отметинами – будто кто-то разрезал кожу идеально ровными линиями, как схему. Глаза были открыты. Застывшие в ужасе.

– Что же с тобой случилось… – прошептал Карсон.

Вдруг за спиной скрипнул пол.

Он резко обернулся.

Никого.

Только зеркало в дальнем углу.

И в нем – чье-то отражение.

Не его.

– Ты не должен был приходить, – сказало отражение.

Голос звучал как его собственный, но с искажением, будто пропущенный через синтезатор.

Карсон отпрянул:

– Кто ты?

– Ты. Только из другого места.

Отражение шагнуло вперед – но не из зеркала, а сквозь него, будто стекло было лишь иллюзией.

– Я шел по твоим следам, – продолжало существо. – Через миры. Ты мертв в семидесяти трех. В сорока двух – исчез. В девятнадцати… – Оно сделало паузу. – В девятнадцати я нашел это.

Оно протянуло руку. На ладони лежал крошечный кристалл.

– Что это?

– Причина.

Кристалл вспыхнул.

Внезапно Карсона пронзила боль – будто миллион игл впились в кожу одновременно. Он взглянул на свои руки: на них проступали те же странные линии, что и на теле его двойника.

– Они охотятся на нас, – прошептало существо. – На всех.

– Кто?

– Те, кто создал двери.

Боль нарастала.

Карсон упал на колени:

– Почему?

Существо наклонилось к нему:

– Потому что мы – ошибка.

Очнулся он уже в своей лаборатории.

Над ним склонился Штольц:

– Ты вернулся! Мы уже думали…

– Где кристалл? – перебил его Карсон.

– Какой кристалл?

Он сел, судорожно ощупывая себя. Ни следов, ни боли. Только память.

– Сколько я отсутствовал?

– Шесть часов и одну минута. Ты еле успел.

Карсон медленно поднялся.

В зеркале напротив он увидел свое отражение.

И на секунду ему показалось, что оно улыбнулось.

Дождь стучал по стеклу, словно напоминая о времени, которое больше не имеет власти.

Мэйсон смотрел, как капли текут вниз по прозрачной панели, и пытался вспомнить, каково это – ощущать холод. Когда-то, всего десять лет назад, он бы вздрогнул от грохота грома, закутался бы в плащ, поежился. Сейчас же – стоял спокойно. Безразлично.

– Они приземляются, – сказала Лина. Ее голос, как и всегда, был ровным. Ни страха. Ни удивления. Ни искры.

Мэйсон кивнул и поднялся. Суставы двигались плавно, тело не старело и не болело. Больше не изнашивалось. Он был одним из первых, кто получил доступ к технологии. Той самой, что сделала бессмертие не легендой, а нормой.

Но кое-что… кое-что все же исчезало. Не из плоти – из глубины сознания… исчезало из памяти.

В него был вживлен чип. Он знал об этом. Все знали. Чип был соединен с Главной Нейросетью. Она отслеживала его пульс, гормоны, импульсы. Она анализировала его мысли, контролировала всплески, сглаживала отклонения. Система подавления эмоций работала постоянно. Незаметно. Эффективно. В обмен на вечную молодость – вечная корректировка.

– Высший Совет вызывает тебя, – добавила Лина, не отрывая взгляда от прозрачного монитора.