Наталья дождалась, пока он снял ботинки, и только после этого они вместе направились на кухню. Марфа уже сидела за столом, нетерпеливо постукивая пальчиками по краю тарелки. Она внимательно следила за отцом, словно хотела уловить его настроение. Наталья мягко коснулась его руки, словно напоминая, что сейчас он дома, рядом с семьёй, а значит, можно хоть ненадолго оставить все свои тревоги.

Мезенцев сел в кресло, тяжело откинувшись на спинку, чувствуя, как тепло кухни постепенно согревает его после долгого дня. Наталья тут же принялась хлопотать, словно только и ждала момента позаботиться о муже. Она взяла чайник с горячим заваренным чаем, аккуратно наполнила его чашку, следя, чтобы не пролилось ни капли, затем так же бережно поставила перед ним блюдце. После этого она наливала чай себе, а затем Марфе, которая уже вертела в руках плитку шоколада, задумчиво глядя на неё, словно взвешивая, стоит ли ждать или можно съесть прямо сейчас.

Пока чай немного остывал, Наталья взяла половник и аккуратно зачерпнула густой, ароматный суп из кастрюли. Она первой наложила в тарелку Николаю, поставив перед ним, чтобы он мог сразу приступить к еде. Затем так же заботливо наполнила тарелку Марфе и только после этого себе, следуя привычному порядку, который установился в их доме уже давно.

Марфа, пока мать возилась с едой, нетерпеливо развернула шоколад и уже было потянулась, чтобы отломить кусочек, но Наталья мягко накрыла её руку своей ладонью, не позволяя ей взять сладость.

– Сначала суп, а потом шоколад, – сказала она спокойно, но без возможности возражений.

Марфа насупилась, надув губы, но всё же взяла ложку и с видимым недовольством принялась за суп.

Мезенцев тем временем поднял чашку, обхватив её тёплыми ладонями, сделал неторопливый глоток и на мгновение прикрыл глаза. В такие моменты работа отступала, уходила на второй план. Всё, что было важно сейчас, – это домашний уют, тепло, близкие люди рядом.

Марфа быстро доела суп, поставила ложку в тарелку и с нетерпением посмотрела на мать.

– Ну что, а теперь шоколад можно? – спросила она, едва сдерживая улыбку.

Наталья хихикнула, глядя на дочь, и, покачав головой, всё же кивнула:

– Можно.

Марфа тут же схватила плитку, её глаза загорелись от радости.

Этот вечер был по-настоящему хорошим. Пусть такие моменты случались не так часто, как хотелось бы, но когда они были – они наполняли дом особым теплом. Спокойный голос Натальи, радостный смех Марфы, аромат домашней еды, мягкий свет лампы – всё это создавалось для него как тихая гавань, в которую можно вернуться после долгих часов, проведённых в погоне за истиной.

Мезенцев шел по длинному коридору, проходя мимо массивных дубовых дверей, от которых раздавался характерный скрип, давно ставший частью здешнего облика. В полутьме тускло горели несколько газовых ламп, отбрасывая длинные тени на каменные стены. Воздух был пропитан запахом бумаги, чернил и табака, смешиваясь в знакомую смесь, свойственную этим местам. Сырость пробирала до костей, словно здание само впитало в себя холод улиц.

Он вошел в кабинет майора Павлова – просторную, но давящую комнату с высокими потолками. За окнами уже сгущались сумерки, приглушённый свет отражался в стекле, а Петербург оставался таким же мрачным, как и внутри здания. Ковры с бледными узорами, пыльные книжные полки и массивный стол, заваленный бумагами, завершали картину беспорядка. В углу, на небольшой подставке, вяло тлела трубка – Павлов курил нечасто, но никогда не отказывал себе в этом привычном удовольствии.