От того, как он это сказал – спокойно, без намерения, без подкола. Просто заметил. Как будто увидел не украшение, а знак.

Я продолжила работать, не позволяя себе поддаться этой дрожи.

– Давление у вас в пределах нормы, – говорю, снимая манжету. – Сердечный ритм слегка нестабилен, но ничего критичного. Назначу базовые анализы, ЭКГ и суточный монитор. Просто чтобы убедиться, что это действительно усталость, а не что-то скрытое.

– Значит, я пока живой? – улыбается Энцо.

– Пока – да. Но если будете пренебрегать сном и нервничать из-за всякой ерунды – можем это исправить.

Он смеётся. Голос – спокойный, чуть хрипловатый. Приятный.

– А вы всегда такая?

Я поднимаю взгляд, нахмурившись.

– Какая?

– Сдержанная. Как будто всё держите на расстоянии.

Я молчу секунду. Вот уже несколько лет именно такая. Закрытая. Чужая даже себе.

– Я врач, – наконец говорю. – Я не подхожу к людям ближе, чем надо. Это часть работы.

– Или часть самозащиты? – он спрашивает мягко, без вызова. Просто… по-человечески.

Но не отвечаю. Просто кладу планшет на стол и делаю пометки.

Молчание, между нами, не тяжёлое. Скорее – настороженное.

Я знаю этот взгляд. Он не флиртующий. Он – внимательный.

Так на меня не смотрели с тех пор, как я надела это кольцо.

И вдруг снова ощущаю его на пальце – тугое, холодное, слишком тяжёлое для того, что должно символизировать любовь.

– Анализы сдайте сегодня, – говорю наконец. – Медсестра вам всё объяснит. А позже вы узнаете, как будут результаты.

Он не встаёт сразу. Смотрит на меня немного дольше, чем надо. Но не слишком долго, чтобы это стало неуместным.

– Спасибо, доктор Бриэль, – произносит он спокойно. – Я рад, что попал именно к вам.

– Всего доброго, – отвечаю, и это звучит холоднее, чем хотела. Потому что страшно. Потому что внутри снова дрожит что-то, что давно пыталась не трогать.

Я выхожу из палаты быстрее, чем нужно.

В коридоре снова замираю.

Этот день только начался.

А мне уже хочется исчезнуть.

Остаток дня прошёл удивительно спокойно.

Без экстренных вызовов, без очередей у кабинета, без душных разговоров.

Всё – по графику.

Ровно. Чётко. Как будто мир наконец дал мне выдохнуть.

Закончив прием в шесть, переоделась в кабинке, накинула пальто и вышла в прохладный вечер. Солнце клонилось к закату, небо над городом становилось мягко-розовым, и в какой-то момент мне показалось – будто всё не так уж и плохо.

В семь пятнадцать я была уже дома.

Тихо. Просторно. Слишком идеально.

Ужин был накрыт внизу, в большой столовой, которую я никогда не любила. Слишком много места, слишком много пустоты – всё, как у нас.

Антонио сидел уже за столом, подперев подбородок рукой. На нём была тёмно-серая рубашка, чуть расстёгнутая у горла, запонки – серебро, тонкое, как всё, что он носил. Всё что выдавало его возраст, это седина на висках. Волосы чуть откинуты назад, чёткая линия подбородка, резкий взгляд. Он всегда был красив. Но холодно. Пугающе. Как скульптура.

Я подошла и села напротив, положив салфетку на колени.

Вино уже было налито. Тарелки горячие.

Несколько минут – тишина. Только звук приборов.

Он поднял глаза, глядя прямо:

– Ты опять опоздала.

– Я закончила ровно в шесть. Дорога заняла время.

– Удивительно, как часто “дорога” мешает тебе быть дома, – усмешка скользнула по губам. – Интересно, ты тоже так будешь оправдываться, когда у нас будут дети?

Я отложила вилку.

– Мы не говорили, что…

– Ты не говорила. – Он перебил, голос стал чуть резче. – У меня на работе люди находят время и для семьи, и для дел. А ты каждый вечер приходишь с этим лицом, будто тебе должны за то, что ты живёшь здесь.

– Потому что я ничего не просила, – сказала тихо, не поднимая взгляда. – Ни дома, ни этой жизни. Это всё было твоим выбором.