Я взяла Антонио за руку. Его ладонь была тёплой. Мы двинулись к машине под вспышки камер и слова напутствий, и я чувствовала, как внутри смешались тревога и надежда, предчувствие чего-то нового, неизведанного. Всё только начиналось.
Машина плавно катилась по вечерним улицам, мерцающие огни города отражались в стёклах, как россыпь звёзд. Внутри салона стояла почти тишина – лишь ровный гул мотора да приглушённый звук колёс по асфальту. Антонио сидел рядом, о чём-то негромко говорил с водителем, а я молчала, глядя в окно и стараясь уловить свои собственные мысли.
Я опустила взгляд на руку, что лежала у меня на коленях. Кольцо на пальце мягко блестело в свете фонарей – тонкое, элегантное. Я медленно повернула кисть, словно не до конца веря, что оно действительно моё.
Вот и новая жизнь, – пронеслось в голове. Миссис Харрис.
Звучало непривычно. Чуждо. Словно это имя принадлежало кому-то другому, не мне. Но вот оно, кольцо на пальце, рядом Антонио, впереди дом, который теперь мой. Всё действительно началось. Новая глава. Новый путь. И только сердце сжималось в груди, будто подсказывая: впереди ещё так много неизвестного.
Спустя 5 лет
Утро пахло антисептиком и кофе из автомата. Такое знакомое, почти родное сочетание. В больнице всё всегда дышало рутиной, даже если за стенами происходила личная катастрофа.
Пациенты не ждали, пока ты разберёшься в себе.
Смени халат, улыбнись, держи планшет – и вперёд.
Я шагала по коридору, прижимая к груди папку с записями. Проверка состояния послеоперационных. Потом две консультации. Потом снова обход. Голова автоматически прокручивала список – до того момента, пока не зазвонил телефон.
Я вздохнула, глядя на экран.
Антонио.
Секунда нерешительности – и всё же ответила.
– Да?
– Ты уехала, – его голос был, как всегда, ровным. Но в этой ровности теперь сквозила раздражённая нотка. – Даже не разбудила меня.
Я остановилась у окна, прижав телефон к уху.
– Было рано, – коротко ответила я. – Ты спал. Не хотела мешать.
– И завтрак? – продолжил он. – Ты тоже решила, что это не важно?
Я сжала губы.
– У нас есть домработница, Антонио. Она справится с тостами и кофе.
– Я не просил, чтобы она заботилась обо мне, – его голос стал холоднее. – Я просил, чтобы ты была женой. За столько лет ты не привыкла к своей роли?
На секунду закрыла глаза, и хотелось исчезнуть. Там, внутри, всё снова закручивалось – та же тяжесть, что и в ту ночь. Как будто должна, обязана, не имею права на отказ.
Но вслух я произнесла:
– Мне пора. Пациенты.
– Конечно. – Он отрезал, как ножом. – Работа важнее. Как всегда.
Связь оборвалась. Я убрала телефон в карман и стояла с закрытыми глазами ещё пару секунд.
Вдох.
Выдох.
Так тяжело, будто весь воздух в лёгких зацементирован.
Как же мне всё это уже надоело…
Но в коридоре скрипнула дверь, и медсестра помахала мне из палаты:
– Бриэль, мы готовы!
Я встряхнула головой, натянула улыбку. Пошла вперёд – с тем выражением, которое тренируешь перед зеркалом. Профессиональная, мягкая, уверенная.
Открыла дверь, вошла в палату.
Пациент – пожилой мужчина с повязкой на груди – посмотрел на меня с облегчением.
Я улыбнулась ему.
– Доброе утро. Как самочувствие?
Он кивнул, расслабляясь.
А я сидела рядом, будто всё было в порядке. Будто за дверью нет никого, кто ждёт, чтобы я снова стала “должной”.
Будто это моя жизнь.
И будто я ещё в неё верю.
Как только вышла из палаты и успела закрыть за собой дверь, экран телефона снова вспыхнул.
Антонио.
Второй раз за утро.
Где-то внутри у меня всё сжалось от тревоги.
Я знала: если не возьму – будет хуже.
Если возьму – не легче.
Смахнула вызов. Потом всё же нажала «перезвонить» – лучше самой, чем ждать его холодного, давящего тона.