– Да? – голос вышел тише, чем хотела. Даже покорнее.

– Наконец-то. – Его голос был гладким, как лёд. – Я уже начал думать, что мне теперь записываться к тебе через секретаря.

Телефон прижала к уху сильнее, стараясь не вздохнуть вслух.

– Я была с пациентом, Антонио. Мне правда некогда.

– А мне, значит, можно ждать? – он говорил спокойно, без крика. Но именно это пугало больше. – Я должен напоминать, кто спас твоего брата? Кто дал твоим родителям второй шанс? Или всё это забылось так быстро, как ты из дома уехала, не обернувшись?

Меня будто ударили.

Не по лицу. По позвоночнику.

Я знала, что он может быть жесток. Но всё не могла к этому привыкнуть.

– Это… – я сглотнула. – Это нечестно.

– Жизнь, Бриэль, вообще не про честность, – перебил он. – Ты это поймёшь. Или хочешь, чтобы я тебе напомнил?

Я не ответила.

Слова в горле – как куски льда.

Мне казалось, если скажу хоть что-то, то голос предаст меня – сорвётся, дрогнет, раскроет, как мне страшно.

Он молчал пару секунд, потом сухо добавил:

– Будь дома к семи. И, пожалуйста, без своего усталого лица. Я хочу нормально провести с женой время.

Связь оборвалась.

Я стояла в пустом коридоре, как будто на меня обрушилась бетонная стена.

Мне захотелось снять кожу, сжечь телефон, исчезнуть хоть на день из этой жизни, в которую сама себя заперла.

Он спас моего брата… Он дал мне “всё”. «А что забрал?» – спросила я себя в тишине. Ответ внутри был чёткий.

Меня. Мою жизнь. Мою свободу. Мое тело.

Я выдохнула через сжатые зубы. С выученной покорностью и тонкой, жалящей ненавистью к себе за это.

– Бриэль, седьмая палата, – позвала медсестра. – Приём. Новый пациент.

Я выпрямилась. Провела ладонью по лицу.

Стерла всё: страх, усталость, злость.

Открыла дверь, шагнула внутрь – как будто ничего не было.

В палате было светло – окно распахнуто, за стеклом шелестели голоса больничного двора. Мужчина с короткой стрижкой сидел на кушетке, спиной к солнцу, и от этого его лицо было чуть затемнено, но всё равно – открытое, расслабленное. Как будто он не боялся ни врачей, ни диагнозов.

Я взглянула в анкету и подняла глаза:

– Добрый день. Энцо Торелли?

Он кивнул, чуть улыбнувшись.

– Точно. Приятно познакомиться.

Я сдержанно кивнула и подошла ближе, раскрыв планшет.

– Уточним анкету. Возраст?

– Тридцать. Всё ещё не чувствую себя взрослым. Это нормально?

– Для пациента – да, – ответила, не глядя. – Для врача – не всегда.

Он хмыкнул.

– Жалобы?

– Лёгкая аритмия, временами давит в груди. Думаю, больше от усталости, чем от чего-то серьёзного. Но мама настояла: “Сходи. Пусть тебя кто-нибудь послушает. Желательно симпатичная врач.”

Я посмотрела на него, не меняя выражения лица. Широкие плечи, накаченные руки свидетельствовали о том, что человек занимается спортом, странно, что есть жалобы на сердце.

– Радуюсь, что подхожу по второму критерию. Первый сейчас проверим.

Он усмехнулся, опёрся локтями на колени.

– А вы, доктор… Простите, я могу узнать имя?

– Бриэль, – коротко ответила я, переключая внимание на данные. Не давая возможности развить тонкую дружелюбность.

Формально. Ровно. Как надо.

Он кивнул. Но, казалось, не обиделся. Напротив – немного внимательнее всмотрелся.

Я поднесла стетоскоп к его груди, отметила ритм.

Спокойный, чуть учащённый – возможно, от волнения. Или… просто реакция. У кого-то бывает.

Он вдруг тихо сказал, не отрывая взгляда:

– Кольцо у вас красивое. Очень тонкая работа. Наверное, муж очень любит. Не каждый так умеет выбирать.

Мои пальцы на долю секунды остановились.

Я не посмотрела на него. Просто убрала стетоскоп и отметила:

– Спасибо. Приступим к осмотру.

Но внутри что-то дрогнуло.