Сопровождающий Дюпона охранник поправлял крепление ящика с инструментами. Один из ветеранов Легиона, с которым Люк служил в Чаде, сидел в тени капота и пил воду из фляги. Остальные готовились к выезду молча, по-военному точно.

Во дворе стояла вся семья Макаса. В полном составе.

Коумба, с прямой спиной, в своей простой, но всегда чистой тунике. Мари – с платком на голове, в руках у неё был свёрток с провизией: хлеб, сушёные плоды, немного орехов. Жоэль – в рабочей рубашке, стоял в стороне, опершись о забор. Он не приближался. Видимо, ночной разговор с Дюпоном ещё оставался между ними. Серафина – рядом с матерью, но чуть впереди. Она не смотрела прямо, пока не пришлось.

Дюпон шёл медленно, осознавая неизбежность расставания.

– Спасибо, – произнёс он, глядя сперва на Коумбу, затем на Мари. – За ужин. За разговор. За всё.

Коумба кивнул.

– Здесь тебе всегда рады, Люк. Не забывай, кто ты для нас.

Он протянул руку. Дюпон пожал её крепко, с уважением. Затем обернулся к Мари. Она смотрела на него с материнским выражением, полным беспокойства и тревоги.

– Береги себя, сынок, – сказала она. – И не забывай – у тебя есть где укрыться, если мир снова решит сойти с ума.

Дюпон не ответил. Только слегка наклонил голову и принял свёрток. У него не было слов, чтобы отблагодарить так, как следовало.

Серафина стояла, не двигаясь. В её руках была маленькая плетёная корзинка, перевязанная тонкой верёвкой. Люк заметил, что она держит её слишком крепко – пальцы побелели от усилия. Он, не торопясь, подошёл к ней. Неуверенность повисла в воздухе между ними, но была уже не пугающей – скорей, знакомой. Она подняла глаза – всё так же прямо, без улыбки. Только тихая, почти непереносимая глубина.

– Это тебе, – сказала девушка, протягивая корзинку. – Там бинты и масло от ожогов. На всякий случай.

– Спасибо, – Дюпон взял корзинку обеими руками, как будто это была реликвия, не подарок. – Не знаю, что сказать.

Сераифна качнула головой.

– Не говори. Ты и так сказал достаточно.

Они оба замолчали.

Дюпон чувствовал, как грудь сжимается – не от боли, а от того, что нет слов, которые можно оставить вместо себя. Он хотел что-то спросить, но не нашёл ни вопроса, ни права. А она вдруг сделала шаг ближе – почти бесшумно, почти неожиданно и поцеловала его в щёку. Это был не порыв, не страсть, не прощание навсегда. Это было прикосновение, в котором заключалась вся сдержанная нежность, которую она боялась проявлять. Касание, полное надежды и тревоги, веры и сомнения. Тепло её губ задержалось на его коже, как ожог, не от боли – от жизни.

Люк не пошевелился. Только закрыл глаза – на миг. Когда открыл их снова, Серафина уже сделала шаг назад. Щёки вспыхнули, и она отвела взгляд, испугавшись того, что сделала. Он не сказал ни слова лишнего. Не пошутил. Не попытался разрядить тишину. Только посмотрел ей в глаза и произнёс коротко:

– Вернусь.

Девушка кивнула – быстро, почти незаметно. Без слов, без улыбки. Но для него этого было достаточно. Большего не требовалось.

Позади послышался голос:

– Мсье Дюпон, всё готово.

Он поднял руку, давая знак, и направился к джипу. Водитель уже завёл двигатель, второй экипаж ждал сигнала. Люк оглянулся в последний раз. Коумба стоял с прямой спиной, Жоэль всё так же опирался на забор, Мари держала платок обеими руками, как будто не решалась вытереть глаза, а Серафина стояла чуть в стороне, и в этот момент солнце осветило её лицо.

Он забрался в машину и захлопнул дверь. Джип тронулся. Медленно, почти церемониально. Не было прощальных криков, не было взмахов руками. Только взгляды, только движение вперёд, только пыль, поднимающаяся с дороги. И долгий, невидимый след в сердце – от дома, который стал ему ближе, чем всё, что он когда-либо знал.