Они не говорили вслух. Только жесты, сигналы, короткие команды. Дисциплина, как у старой штурмовой группы времён индокитайских войн. Эти люди были резервом ада.

В голове колонны шёл командир – Бартелеми Сека, известный в Европе как Баррет Майкл Секстон. Бывший офицер SAS, изгнанный за «эксцессы при подавлении» в Северной Ирландии. Потом – Родезия, ЮАР, Намибия. Потом – вне закона, но не вне рынка.

– Темп держим, – сказал он, не оборачиваясь. Голос – хриплый, прокуренный, сухой. – Через час – точка захода. Без костров. Без звуков. Это ещё не чистка.

Рядом с ним шёл Хайнц – его заместитель, бывший разведчик ВДВ ЮАР. На лице – следы ожога, на шее – перевёрнутый крест, татуированный, блеклый. Он пел себе под нос – медленно, как молитву: “We never die… we just reload…”

– Думаешь, найдём что-то в деревне? – спросил он, сплюнув жевательный табак.

– Они хотят страх. Мы дадим им ужас, – отозвался Сека. – Страх – лучше бумаги.

– Намечен кто?

– Вся деревня. Без имён. Без разницы. Главное – сигнал. После этого – пусть думают, кто следующий.

Сека вытащил сигарету, зажёг, вдыхая коротко. Он не носил каску. Только старый песочный платок на лбу и очки. Видел всё – и ничего не выражал.

– Эти чёрные… – Хайнц усмехнулся. – Им дашь немного оружия – уже маршируют как генералы. А потом бегут, как дети. Ни чести. Ни структуры.

– Чёрные – не люди, – сказал Сека, как констатацию. – Люди умирают за дело. Они – за иллюзию.

Он не говорил это с ненавистью. В его голове мир делился не на добро и зло, а на тех, кто стреляет, и тех, кто кричит.

Позади колонны послышался хохот.

– Шестнадцать, – крикнул кто-то. – Шестнадцать, мать вашу!

– Брехня, – ответил другой. – Тебя после пятой бабы уже в лазарет несут.

– У этой был нож в руке, прикинь. Шестнадцать – и последняя сама просила. Три дня воняла, но какая была тварь…

Хохот усилился. Даже те, кто обычно молчал, хмыкнули. Это был их способ не сойти с ума – или наоборот, сойти, но так, чтобы не замечать. Сека не обернулся. Он слышал. Он знал. И он не запрещал. Потому что понимал: их страх для него – топливо, их безумие – инструмент.

Сека остановился. Поднял руку – и вся колонна замерла. Он присел, положив ладонь на землю, посмотрел вперёд: за деревьями едва виднелись крыши из жести, дымок, и вон там, среди высокой травы – следы босых ног, сбегающих с тропы.

– Они знают, – произнёс он. – Уже слышали.

– Что, начнём сейчас? – Хайнц проверил патроны. – Или дожидаемся приказа?

Сека вытащил маленькую фотографию из кармана – обрывок, вырезанный из газеты. Французский дипломат, улыбающийся рядом с Мбуту. Ниже – печать. Ему не нужно было читать. Он знал: это старый порядок. Сжал бумагу и бросил её в пыль.

– Мы – не армия, – произнёс он негромко. – Армии строят, маршируют, сдаются. Мы – хаос.

– И никто нас не остановит?

– Только те, кто забудет, что белые – предатели, а чёрные – не люди.

Он не верил в идеологию. Только в последствия. Страх – самая чистая валюта в мире. Его нельзя подделать. Его нельзя скрыть. И они шли, чтобы платить этим страхом. Вперёд – к деревне, у которой не было имени. Где жили дети, старики, женщины. Где никогда не слышали о Секе. Пока.

Командир наемников поправил ремень и посмотрел на небо. Там не было ни одного облака. Только палящее солнце и пыль, вставшая стеной над тропой.

– Помни, – сказал он, не оборачиваясь к Хайнцу, – мы здесь не просто так.

– Я всегда помню, – хмыкнул тот. – Нам платят. Генерал – фигура. Мы – вес.

– Генерал Н’Диайе хочет порядок, – произнёс Сека с усмешкой. – А Лондон – хочет ресурсы. Мы здесь, чтобы создать нужную атмосферу. Атмосферу страха. Не правды. Не законности. Страха.