У последней двери по коридору мы остановились. На стене рядом с ней висел какой-то приёмник, и Альберт нажал кнопку, а потом что-то сказал по-германски, в ответ же раздался механический голос, который я уже слышала однажды. Альберт разговаривал несколько минут, по интонации я поняла, что он больше спрашивал, а механический автомат всё так же монотонно бубнил в ответ. Затем он нажал кнопку, и связь прервалась.

– За этой дверью находятся покои моего учителя, профессора Мюллера. Я говорил с ним о тебе.

– Отчего у него такой неживой голос? – полюбопытствовала я, разглядывая дверь, за которой скрывался таинственный профессор. Тот, которому я была потребна не иначе как для какой-то жуткой цели.

Дверь эта была такой же, как прочие – высокой и окрашенной в белый цвет, в общем, как в больнице.

– Он переболел дифтерией. В его горло вставлена металлическая трубка, чтобы он мог дышать, но голос при этом изменился до неузнаваемости. Ему больше не петь оперных арий, которые он так любит.

Мне стало жаль несчастного. Возможно, он тоже страдает в этой тюрьме. Если он болен, то не может выйти, и вынужден терпеть выходки своего ученика. Мне следовало попробовать сблизиться с ним.

– Почему не спрашиваешь, какого он о тебе мнения?

– Какого?

– Ты очень ему понравилась, и он одобряет мою любовь к тебе. Он также надеется, что и меня ты полюбишь. Ещё он сказал, чтобы я обучил тебя германскому языку. Сейчас небезопасно не знать его. Какой иностранный язык ты знаешь?

– Я не знаю языков. Отец считал, что его дочерям вредно знать всё неамериканское.

– Понятно.

– Альберт, могу ли я узнать, зачем я вам? Если вы меня любите и хотите, что бы я с вами жила, стану ли я вашей супругой?

Мы уже дошли обратно до моей комнаты и теперь стояли у её порога.

– Нам не требуется свидетельствовать о своей любви ни перед богами, ни перед законом, – заявил он жёстко. – Достаточно, что наши чувства чисты и искренни.

Я не могла согласиться с ним. Он говорил скорее о себе, в своих чувствах к нему я пока не разобралась. Меня всё тут пугало. Он в том числе. Но демонстрировать свой страх ему я была не должна.

– Твоё будущее решится скоро, Люсиль. Нужно только подождать, пока отрастут твои волосы. Профессор хочет, чтобы они были как можно длиннее.

До встречи с Альбертом у меня была короткая стрижка по последней моде, теперь же волосы немного отросли, но им было ещё далеко до того, чтобы называться длинными, а это означало, что у меня было достаточно времени, чтобы обустроиться здесь и побольше разузнать обо всём.

– Хочешь, я не стану тебя запирать? Тогда ты сможешь самостоятельно выходить в уборную.

Я кивнула с показной радостью.

– Хорошо, но имей в виду, что прислуга может оказаться в коридоре. Они не войдут в твою комнату, но здесь проходят часто. И ещё напоминаю, что тебе не стоит пытаться бежать. Даже если тебе удастся покинуть дом, Цербер охраняет снаружи.

Он поцеловал меня в щёку. Впервые он позволил себе этот жест, и я не почувствовала неприязни, напротив, какое-то внутреннее ликование вдруг охватило меня. Прежде, чем я разобралась в своих чувствах, дверь захлопнулась, и я осталась одна. Бросившись на кровать, я разрыдалась без причины, потом немного успокоилась, попила воды и стала размышлять.

Почему-то мне расхотелось убегать из этого места, наоборот, теперь мне не терпелось разгадать все тайны, что скрывались за запертыми дверями. О чём мне было сожалеть здесь? Я же сама уже давно мечтала выйти замуж вслед за сёстрами и покинуть родителей и родной дом, а разве муж не мог увезти меня так далеко? Альберт несколько раз уже признался мне в своей глубокой любви, мне же он понравился ещё с первого раза. Он обещал заботиться обо мне, так чего мне бежать? Мне всё равно не вернуться в Америку, раз началась война. Правда, обитатели этого дома страшили меня, но я буду стараться как можно реже сталкиваться с ними.