На одной из фотографий он увидел знакомое лицо – худощавого мальчика с большими глазами, полными страха. Что-то глубоко внутри него дрогнуло, но Гром подавил это ощущение, как его учили в проекте "Эверест". Эмоции – помеха для совершенного оружия.

Звук работающего оборудования становился всё громче. Жужжание генераторов, шипение гидравлических систем, тихое постукивание клавиатур – всё это создавало симфонию научного прогресса, скрытого в недрах земли. Электромагнитные частоты исследовательской аппаратуры направляли его к центральной лаборатории, где находилась его цель.

Первый контрольный пункт появился на горизонте – двое охранников в лёгкой броне стояли у входа в переоборудованный вагон. Их кибернетические глаза сканировали туннель, но не могли засечь Грома, двигавшегося в тени между опорными колоннами. Их оружие – современные энергетические винтовки – создавало характерные электромагнитные поля, которые Гром читал как открытую книгу.

Не замедляя шага, он поднял руку и сосредоточился на частотах их имплантатов. Электромагнитный импульс, точно настроенный и калиброванный, прошёл сквозь воздух невидимой волной. Кибернетические системы охранников заискрили, их синтетические глаза потемнели, а оружие безвольно выскользнуло из ослабевших рук. Они рухнули на холодный бетон, но их грудные клетки продолжали мерно подниматься и опускаться – живы, но отключены.

Гром остановился на мгновение, глядя на их неподвижные тела. Стандартный протокол требовал полного устранения свидетелей, но что-то внутри него противилось излишней жестокости. Он списал это на оптимизацию ресурсов – зачем тратить энергию на мёртвых, когда они уже не представляют угрозы?

Следующие несколько охранников встретили такую же участь. Гром продвигался через импровизированные коридоры, созданные из соединённых вагонов, его способности позволяли нейтрализовать противников до того, как они осознавали его присутствие. Каждый импульс был хирургически точен – достаточно мощным, чтобы отключить технику, но не причинить серьёзного вреда органическим тканям.

Стены лаборатории рассказывали историю одержимости. Доктор Вересков явно посвятил последние годы жизни изучению проекта "Эверест". Фотографии детей были расположены в хронологическом порядке – от первых экспериментов до финальных процедур. Под каждой фотографией были записи: имена, возраст, результаты тестов, а иногда – даты смерти.

Гром узнавал некоторые лица. Дети, с которыми он делил стерильные палаты и болезненные процедуры. Их глаза на фотографиях были полны той же пустоты, которую он чувствовал в себе – человечество, высосанное по капле в угоду совершенству.

Схемы нейрологических процедур показывали, как именно их сознания перекраивались для создания идеальных солдат. Гром изучал диаграммы, показывающие, какие участки мозга были усилены, а какие – подавлены. Эмоциональные центры, способность к сопереживанию, индивидуальность – всё это было принесено в жертву функциональности.

Но самые интересные документы касались технологии подавления. Теоретические выкладки о том, как можно временно или навсегда отключить способности Грамиров. Частотные характеристики, нейрологические карты, схемы устройств – всё это говорило о годах кропотливых исследований.

Центральная лаборатория открылась перед ним как святилище науки. Десятки мониторов отображали сложные данные, а жужжащие серверы обрабатывали терабайты информации. В центре этого технологического храма стояла Анна Верескова, её силуэт очерчен голубоватым свечением экранов.

Она была моложе, чем он ожидал – не более тридцати лет, с тёмными волосами, собранными в практичную косу, и внимательными карими глазами. Её руки двигались по клавиатуре с уверенностью пианиста, исполняющего сложную композицию. На ней была простая лабораторная одежда, но её поза выдавала внутреннюю силу и решимость.