– Что ты так печёшься о них?! – едва сдерживая вой, спросил Сауб.
– Дети не должны отвечать за ошибки взрослых. Да и пацану мать нужна, – пояснил Чжи Маолун. И тут же добавил: – Вы помните, я из Манора в Пенру каждый год выхожу.
– Я понял. Понял. Пацана и мать его пальцем не трону, – шумно сглотнув, пообещал разбойник. – Только… Какое дело тебе до судьбы воришки?
– Он напомнил мне о важном. О том, что я не просто прислужник Смерти, но ещё и человек, – ответил капитан.
Развернувшись, Чжи Маолун бросил пацану, спрятавшемуся в кустах, обещанную золотую монету и направился к пристани.
«Я ещё о корабельной шлюхе не заботился», – подумал Сауб, решив, что господин Чжи о нём позабыл. И тут же почувствовал тяжёлый взгляд повернувшегося капитана. Тот, словно видя разбойника насквозь, запускал невидимые пальцы внутрь, щекотал органы.
Чувствуя, как спазмом скрутило живот и к горлу подступила тошнота, Сауб упал на колени.
– Я буду! Буду заботиться! Стану честным гражданином, – закричал разбойник, намереваясь выполнить обещание.
Почувствовав давление, разбойник осознал: он хочет жить.
Глава 3
Настроение Чжи Маолуна всегда было переменчивым. Вот и этот раз исключением не стал. Покинув разбойника, он вернулся на пристань и велел молоденькому юнге метнуться за плотником. Своё нежелание идти за рабочим, капитан объяснил ленью. Впрочем, она не помешала ему наблюдать за местными рыбаками.
От мужиков пахло солью, дымом и ромом.
«Не лучшая смесь для тех, кто постоянно в воде», – подумал капитан и перевёл взгляд.
Чжи Маолун сразу приметил подрастающее поколение, сидящее на балках-разделителях. (Оно состояло из мальчиков и девочек. Одни кидали в воду мелкие камни, вторые – поглядывали на загорелых сорванцов. Те и другие тихо перешёптывались.)
– Эх, детство, – вздохнул капитан, вспомнив большой светлый класс, полный свитков и растёртых чернил.
Но воскрешать ностальгические мысли Чжи Маолун в полной мере не стал. Отмахнувшись от прошлого, он провёл ладонью по расколотой древесине и, не сдержав тяжёлого вздоха, подошёл к штурвалу.
***
Любовь Чжи Маолуна к судну возникла не случайно.
– Можно, – ответил Чжи Маолун, с гордостью взирая на большое перо руля.На самом деле каждый капитан бы оценил достоинства корабля, ведь Цинъян был уникальным снизу доверху. И даже старый матрос удивлённо крякнул, увидев его. Цинъян имел две мачты, его паруса состояли из циновок, реи – из бамбука. Вот только осадка уходила глубже, чем у обычной джонки, да и палубы было две. – Словно джонку с каракой соединили, – сделал вывод старый матрос, во все глаза таращась на закруглённые вглубь борта и тихо сравнивал: Цинъян, по размерам был меньше карака, но имел абордажные стенки. На его борту ютилось одиннадцать пушек. – На нём же и в море можно? – спросил старик, глазам своим не веря.
***
Вот только как бы ни любил свой корабль капитан, молодая госпожа Фу не могла оценить всю его прелесть. Отбивая такт ногой, она тяжко вздыхала. Ей было скучно. А ещё хотелось есть и пить. Чтобы отвлечься, девушка стала делать зарядку. Она наклонялась взад и вперед, вправо, и влево, но затем снова тяжко вздыхала.
Фу Биюй не видела местности – в иллюминаторе качалась водная гладь, и лишь где-то вдали маячила тёмная полоска соседнего берега. Зато девушка слышала голоса. (Они разносились по кругу так рьяно, что вызывали мигрень.) Но, несмотря на поднятый гам и крик чаек, утопленница с лёгкостью улавливала тихий тембр господина Чжи.
«Бесчувственный чурбан!» – обиделась девушка, поняв, что мужчине нет до неё дела.
***
На самом деле Чжи Маолун не был столь безразличным к особе. Просто ранее он не сталкивался с душой, страдающей от голода. Но глядя на девушку, его начинали терзать сомнения.