Пацан, вытерев грязной рукой щёку, остановился.

– О..ни правда золотые?! – не веря, воскликнул он и с восхищением уставился на господина. – На них же несколько месяцев прожить можно…

На это Чжи Маолун ничего не ответил.

Он пустым взглядом уставился вдаль, думая: «А жива ли моя мать? Сколько времени прошло с тех пор, как я ступил на борт Цинъяна?».

***

Когда на корабле всё стихло, утопленница толкнула дверь. Та оказалась запертой.

– Небо! Меня здесь вот уже сутки держат, – всхлипнув, проговорила она и, сжав свои кулачки, присела на смятую постель. – Хоть покормили бы…

Девушка не заметила, как солнце ушло в зенит. Да и в целом она мало что понимала. И иногда закрывая глаза, шептала:

– Так ведь не бывает. Это бред…

Смятение молодой госпожи было понятным. Всю свою жизнь та провела в стенах дома – ждала того самого, которого одобрит семья. А по итогу так и осталась не целованной и безбрачной.

– Что со мной произошло? – прижав прохладные ладони к щекам, пыталась вспомнить особа. – Когда и где меня похитили? Как я оказалась на судне? Деньги… У меня должны быть деньги!

Но пошарив по широким рукавам своего свадебного ханьфу, она обнаружила лишь купюры для подношения духам.

– Зачем мне это? – не поняла девушка, вытряхивая толстые пачки жертвенных банкнот. – Я никого поминать не собираюсь, да и в Ад не тороплюсь. А в целом…

Молодая госпожа задумалась. Последним её воспоминанием была дорога, ведущая в храм Гуаньинь. Именно там она молилась богине, выпрашивая женское счастье. А ещё слушала успокаивающие сутры монахов.

В тот день погода радовала её своей теплотой, и птички не скупились на трели, солнечные зайчики скакали по стенам, назеркаленные посудой из бронзы.

…Ничего не предвещало беды.

– Я не видела незнакомцев, – постукивая изящным пальчиком по низкому лакированному изголовью, вспоминала она. – Этой дорогой я ходила не раз. Тихо выскальзывала через задний двор, огибала наш большой дом и, спускаясь вниз, останавливалась в бамбуковом леске. Я бежала меж тонкими стволами, скрываясь от чаёвен и высоких хижин. А после входила в храм. Там всегда было шумно. Но чужое присутствие не мешало делиться сокровенными мыслями с Гуаньинь. Мне всегда нравилось, как запах сандала пропитывал одежды. Он успокаивал меня.

Девушка не понимала, зачем говорит это, ведь из слушателей у неё была лишь подушка.

Смахнув с ресниц показавшиеся слёзы, госпожа Фу снова расправила рукава. Переведя дыхание, она собиралась с силами.

«Мне нужны собеседник и еда!» – решила девица и заголосила:

– Капитан Чжи! Не будьте мужланом! Покормите пленницу!

***

В это время Чжи Маолун мерил шагами дорогу. Следуя за ведущим его мальчонкой, он не сразу понял, куда идёт. Но когда увидел развалины, всё встало на свои места.

Мальчишка, шмыгнув в ближайшие кусты, громко крикнул:

– Без обид, дядя.

И вдруг из-за побитой, практически завалившейся стены, показался грузный мужчина. Хмурым взглядом он окинул капитана и сально ухмыльнулся.

– Богатенький.

В действительности не нужно было иметь всевидящее око, чтоб оценить внешний вид капитана. Изысканная маска и пошив роскошных одежд говорили о наличии денег. Да и холёный вид самого бессмертного не давал усомниться в знатности.

– Надо было в контору идти, – сделал вывод Чжи Маолун, поняв, что попался на удочку.

На фоне местной братии господин Чжи сильно выделялся. И дело было не только в наличии денег.

Чжи Маолун с рождения не являлся крестьянином. Он умел читать, писать, обладал шестью мерами таланта и восемью добродетелями. Светлый лицом, высокий, с тихой поступью и осанкой, он походил на небожителя, о которых слагали легенды.