Что всё это значит – у Магнуса не укладывалось в голове. Впрочем, он и не хотел разбираться. Уверенный и дерзкий голос Хаарона проникал через уши в мозг и принуждал с въедливым остервенением ждать финала, выпивая без остатка каждое слово, как священную воду из патеры. «Нет, это не закончится никогда… и почему я не хочу, чтобы это кончалось?..»

– Двое возвращают Башню на место! Да, я знал, я видел это! Их ждет награда, о которой они и представить не могли – вместе они стоят на верхушке шпиля, а титаны под Башней улыбаются. Рукоплещут все стражи. Ночь отступает, начинается день, золотой, как имперская корона, и жаркий, как солнце!

Веки Хаарона поднялись и Магнус поймал на себе его взгляд. Всего несколько минут назад эти широко распахнутые глаза несли ненависть, но сейчас… сейчас синеволосый жрец смотрел на него по-другому, и Магнус не отважился отвести взор. Так отец смотрит на сына на смертном одре. Так мать провожает свою дочь в замужество. Так доброволец озирается на тропы своего детства перед тем, как уйдет на войну.

В его глазах была надежда.

Эфиллика – никакой другой алфавит не подходил для юридических протоколов больше, чем этот. Перо выводило на пергамент хаотично сплетенные ряды букв, которые были столь же замысловаты, как дела, что лежали на столе у магистра оффиций, ожидая своего часа.

Самая скучная часть работы, но, как однажды обмолвился Хаарон, без скуки не бывает славы.

Завершив еще одну страницу, Сцевола отложил перо. На кончиках пальцев выступили красные мозоли. Ему безумно хотелось уснуть прямо на рабочем столе, – бессонная, томительная ночь давала о себе знать. Однако памятуя о служебном долге, Сцевола не мог позволить телу забыться в сладкой дреме. Ибо если магистр оффиций бросает свои дела – то он ничтожный магистр оффиций. Впрочем, эти проклятые дела… их жирная стопка взгромоздилась на краю стола и при одном взгляде на нее вызывала тошнотворное отторжение. «Боги, даруйте Нам силы… без вас Мы не справимся с этой ношей».

Сцевола выглянул в открытое окно, в надежде, что яркий белый свет и морской воздух смоют сонную тень. В окне можно было увидеть подножие Фаянсового Дворца вместе с рощами, закутками и башенками; мост, пересекающий залив Аквинтаров, на той стороне моста – розовый перелив сакур, цветущих в мистическом саду. Чайки, завсегдатаи Аргелайна, резвились и кричали, словно одержимые. На мосту, щурясь, Сцевола различил крошечные ряды всадников с зеленым морским коньком Флосса45 на штандартах, и подумал, что это должно быть приехала какая-то знатная особа из провинции. «Надо будет встретить, – сказал он себе. – Если не заснем, надо будет… надо…»

Уже позже он с досадой обнаружил, что все еще хочет спать. Пасмурное утро навевало мысли о теплой кровати и клонило голову к груди, словно на затылок положили камень, и он давит с такой силой, что череп дает трещину. В эту ночь Сцевола растратил много сил, которые мог бы сохранить, возможно, для более полезных дел… мог бы, но боги требовали от него иного. Ночью он выматывал себя, чтобы сыграть роль так, как это было задумано, и результат превзошел все ожидания: Магнус может быть и заподозрил что-то, но во всяком случае Сцевола был уверен, что он сделает правильный выбор. В борьбе против Сената помощь возлюбленного брата была бы неоценима…

Сцевола тряхнул головой. Чем чаще он думал о ночи, проведенной в храме Талиона, тем сильнее хотелось спать.

– Итак, что у нас здесь, – с надломом пробурчал он, стараясь сосредоточиться на еще одном пергаментном кодексе. – Флонис Аугалус. Подозревается в укрытии беглого раба. Плебей. Живет на окраине города. Земледелец. Заявил о потере иллюстр Эмий Корикс Декунд… или боги шутят над Нами, или он уже в третий раз ухитрился что-то потерять.