Нам совсем не по пути.

Она достойна лучшего…так я думал пять лет назад. Даже если и сам в какой-то момент был не готов освободить дорогу к этому будущему.

Однако свой выбор я всё-таки сделал и отвечаю за него. Вопреки всему. Я был не готов, она тем более. Я был трусом.

Но сейчас мы оба изменились, а это значит, что мы просто-напросто не повторим проигранный сценарий. Ровно так, как и не напишем его заново.

Поэтому, как бы то ни было, учитывая все обстоятельства нашего настоящего, мы должны, в конце концов, отпустить прошлое.

Ума не приложу как.

Но я не лгал ей, я всё вижу…

Её стена, которую она ставит, она слишком зрима. А если она есть, значит, за ней тоже что-то имеется. Так, может, будет проще обоим, если мы, как взрослые люди, сядем за стол переговоров? Дипломат из меня дерьмовый, но с Вероникой я готов пойти на такие уступки, потому что, несмотря ни на что, она, действительно, не чужая.

Тут же в башку лезет Прохоров, который на нашей мужской вечеринке старательно обходил всё то, что было связано с сестрой Белого. Даже когда вспоминали, чтобы поржать, как придурки, а Вавилов пересказывал самые яркие моменты, этот тут же застывал камнем, цепляя челюсти.

Наблюдать было забавно, как и забавно было замечать неоднозначные взгляды в свою сторону, которые отнюдь не были дружескими.

Он негласно показывает свою слабость, потому что будь всё иначе, то плевал бы на всё и всех вокруг. Однако Макс абсолютно точно осторожничает, и мне остаётся только гадать, какого хрена…

Работа после новостей о смене руководства стала в разы напряжённее, и вроде бы, казалось бы, ничего не меняется. Но, боже, стандарт качества, к которому они хотят прийти, приносит достаточно нововведений, которые мы должны мгновенно исполнять.

– Егор, привет…

– Привет, Верон, я на встрече, у тебя срочно? – сосредоточенно спрашивает брат.

– Извини. Нет, нет, перезвоню, – тут же сбрасываю.

Чёрт.

Я сегодня не успеваю забрать дочь из садика. В голове проигрываю другие варианты, но их не так густо, как можно подумать.

Просить воспитателей задержаться и забирать её последней, это самая крайняя мера, которую я провернула лишь однажды и очень пожалела об этом.

Не позволяю себе слабость, поэтому решаюсь и всё же звоню следующему абоненту.

– Максим привет, – шумно выдыхаю: – Не отвлекаю, есть минута?

– Привет, да. – тут же ровно звучит он.

– У меня тут на работе, – качаю головой: – Если бы ты мог выручить и привезти Еву из сада ко мне, то я была бы тебе очень благодарна. Если нет возможности, всё в порядке, я что-нибудь придумаю, – тараторю на одном дыхании.

– У тебя что-то случилось? – чувствую, что он хмурится, и это вызывает теплоту внутри по отношению к нему.

Я, наверное, действительно жестока и несправедлива с ним, но иначе не получается. Как бы ни пыталась себя заставить, он хочет слишком многого. А я стопроцентно не готова дать ему это.

– Да просто работы навалилось, и…

– Хорошо, – он, видимо, отвлекается, потому что дальше следует пауза: – Я привезу, не переживай.

Прикрываю глаза.

– Спасибо тебе…

– Ты всё знаешь, Ника, – отвечает он: – Предупреди воспитателей, я буду в течение часа.

И он отбивает звонок, заставляя меня всё же пролить слезу.

Я действительно себя ненавижу столько, сколько прошло с момента рождения дочери. Только ненавижу за одно-единственное, с чем не могу бороться.

Уже легче, безусловно, и до его появления всё было даже лучше, чем хорошо. Но сейчас он будто только тем, что ходит по этим улицам, заставляет меня становиться слабее.

И это я тоже отчаянно ненавижу.

Потому что не могу даже принять мысль, что он может контролировать меня. А пока получается, что во всех смыслах, он неосознанно это делает. И здесь лишь моя вина.