С другой стороны, трудно не согласиться с Евгением Шкловским: «премии мало-мальски оживляют довольно унылый пейзаж нашей словесности»48.

На мой взгляд, литературу губят не премии как таковые, а их избыточность. Валентин Курбатов пишет: «Большое количество премий вроде хорошо для писателя (жить-то на что-то надо!), но пагубно для читателя. А там и для самого писателя. Оно сбивает с толку и уничтожает критерии»49. Оставить бы 5—6 основных премий, да и дело с концом, не будут рябить в читательских глазах лауреаты каких-нибудь «Рябиновых кустов» или «Руси непокоренной». Но эта идея утопическая, ибо ордам писателей 4-го, 5-го и далее рядов все равно нужно будет подтверждение их творческой значимости.

Своя рубашка ближе к телу, поэтому попробуем разобраться в том, какое же место занимает в нынешнем премиальном круговороте премия им. П. П. Бажова, вручаемая ежегодно в Екатеринбурге.

Урал дал русской литературе одного гения – Павла Петровича Бажова. Логично, что его именем названа самая авторитетная литературная премия Уральского региона. Но отчего же в ее авторитетности возникают все большие сомнения?

Одна из главных проблем премии, как мне кажется, в том, что у нее нет (или, по крайней мере, не просматривается) четкой эстетической базы, нет необходимой идейной основательности, а ее отсутствие всегда оборачивается плохой провинциальностью (не в географическом, а в духовном плане). А этой провинциальности Екатеринбург себе позволить не может, являясь, на мой взгляд, одной из культурных (в частности, поэтических) столиц России, генерирующей, если угодно, эстетическую энергетику.

Валентин Лукьянин, попытавшийся осмыслить и обобщить десятилетнее существование премии, однако, уверен, что идеология у премии есть и заключается она не в чем ином, как в ее – премии – «общелитературности», в ее демократичности, в «ориентации не на устоявшиеся формы и признанные авторитеты, а на поиск, азарт, неведомое и нарождающееся»: «это премия для „живой“ литературы – движущейся, пролагающей новые тропы, ищущей новые возможности постижения смысла и пробующей новые выразительные средства. Премия для литературы не столько „высших достижений“, сколько углубленного поиска и творческого азарта»50. Но одержимость «творческим азартом» и стремление к «углубленному поиску» вряд ли могут служить достаточным основанием художественной значимости текста и творческой состоятельности и «самостоянья» его автора.

Идеология – это всегда нечто конкретное, направленное, здесь же мне чудится какая-то абстрактность и всеядность. «Провинциального шитья по столичным лекалам» никто от номинантов не требует, так же как и умения «соответствовать» (требованиям критики, «толпы», «тусовки»), но это не значит, что нужно громогласно открещиваться от «литературы высших достижений». Плох тот солдат, который не хочет стать генералом. А вот «рядовой», удостоенный премии, очень легко может себя «генералом» возомнить…

Любопытные мысли по поводу Бажовской премии еще несколько лет назад высказал Герман Дробиз, неоднократно бывший членом жюри премии. Дробиз справедливо замечает, что ввиду знаковости имени Павла Петровича Бажова для нашего края именно Бажовская премия должна стать наиболее авторитетной и весомой в ряду других литературных премий Урала и Екатеринбурга: «по своей сути и премия губернатора, и премия имени основателей Екатеринбурга никогда не приобретут ни всероссийского, ни даже регионального размаха. Другое дело – Бажовская, освященная именем всенародно известного писателя»