Не случайно сайт, посвященный Уральской поэтической школе (УПШ), и книга Анны Сидякиной о ней называются «Маргиналы». Мне кажется, это очень удачное и правильное название.

Здесь пляшу от печки, то есть от себя любимого. В одной из моих поэтических рефлексий над местом обитания, «где камень так простуженно сипит / под бурами, ломами и кирками», срединное положение Урала предстает как окуляр, через который видится «бессознательное» России («Я только здесь учуять это смог, где Азия целуется с Европой»), и именно нахождение на шве позволяет прийти к обреченно-утешительной коде: «Тетрадь открыл – стихи переболят: здесь все обычно переболевает».

Другие города «уральского треугольника» – Челябинск и Пермь, а также Нижний Тагил с его «поэтическим Реннесансом» – заслуживают отдельного разговора в выбранном аспекте. Работы на эти темы уже появляются.

Здесь нельзя не упомянуть о знаменитом свердловском конструктивизме, о котором Вячеслав Курицын справедливо, на мой взгляд, сказал: «По совести, среди старой архитектуры Свердловска шедевров никаких нет, и всю прелесть им придает социалистическое окружение – великолепные конструктивистские силуэты (индустриальность как идея) и заводские силуэты, например, ВИЗа (индустриальность как факт)» [13].

Сюда же отнесем и довольно частое упоминание единственной городской речки Исети, перетекающей в поэзии во многие другие реки, в т.ч. и мифологические. Чтобы далеко не ходить, цитирну себя: «Но в лето прочно въелась осень, и в Лету вылилась Исеть».

Кстати, помянутый Сахновским и многими нелюбимый памятник Свердлову (тоже парадокс: имя города прижилось гораздо сильней, чем фамилия революционера) откликается, например, в стихах замечательного и незаслуженно непрочитанного поэта, певца ВИЗа Владимира Мишина, который, апеллируя к известному стихотворению Маяковского «Екатеринбург-Свердловск», пишет: «И впору открыть новый пост милиции / под истуканом в дурацкой фуражке. / Явило новое время традицию: / ночью раскрашивать задницу Яшке».

Во втором и третьем томах – уже «живет», что любопытно…

Вычитал тут в одной эзотерической книге, что радиация в малых дозах у подготовленных к ней реципиентов вызывает резкий всплеск духовно-ментальной энергии. Думаю, для обитающих на Урале «тонких тел» это актуально.

Александр Кушнер в частном разговоре как-то дружески упрекнул меня за почти полное отсутствие в стихах екатеринбургской конкретики (названий улиц и т. д.). Это действительно так, упрек принимается, но моего собственного субъективного ощущения многих своих стихов как насквозь свердловских все же не отменяет. К вопросу об отсутствии и наличии.

Показательно у Дмитрия Шкарина: «О, дайте мне понюхать газа! / Я знаю, родина – Париж!»

По поводу поэзии Майи Никулиной поэт Алексей Котельников высказал суждение столь же радикальное, сколь и справедливое. Не могу не привести его слов: «Русский поэт – это в том числе поэт непереводимый: не физически, ибо переводят многих еще при жизни, но метафизически. Уральского языка – нет. Пермского. Омского. Московского. Споря об этом, теряем и время, и стихи. Не говоря уже о поэтах: не так страшно быть не высказавшимся, как оговорить в чужих глазах кого-либо, с кем совещаешься только в одиночестве. То есть – истинно. Литератору это чуждо – он живет только на выход. Поэт – один Бог его знает да горсть своих поэтов. Никто, впрочем, не отнимет у Майи Никулиной права избывать именно уральское слово: нигде больше нет такой меры неразличения (мифотворящего, но и вовсе по-страшному растраченного) земли, любви, времени и души; но есть еще одна земля, где поэзия Майи Никулиной всегда пребудет в своем праве – Бахчисарай» [2].

Интересным образом это одиночество пересекается с такой нехарактерной для поэта чертой, как стремление к солидарности, групповой работе, «чувству локтя». Эта особенность тоже имеет пространственную «закваску», сформулированную Виталием Кальпиди: «Большой город сильнее отдельно взятой личности. А поэт способен реализовать себя только в том случае, если станет сильнее и – главное – интереснее и духовно богаче того места, где находится. Мегаполис ему не одолеть – слишком универсальная и насыщенная матрица лежит в его основе, а вот три мегаполиса, связанные в одно информационное пространство, – соперник по силам, ибо гравитационное поле этого пространства размыто, культурная топография теряет свою монументальную конкретику, т.к. матрицы городов начинают бороться сами с собой, освобождая художнику психоделическую территорию для самореализации вначале как поэта, а потом, если повезет, и как универсальной поэтической личности. Особенность уральской поэтической ситуации заключалась в том, что структурная ставка была сделана на регион в целом, а не на эгоистическое соревнование мегаполисов, которое в принципе бесперспективно по причине того, что оно бесперспективно в принципе» [13].

Правда, с тем, что такое положение «максимально чужеродно поэту», согласиться не могу. По-моему, как раз оно способно спровоцировать поэтическую горячечность, лихорадочность, которые в данном контексте даже своей болезненностью, в общем, работают на художественное «здоровье» региона. Человеку, может быть, чужеродно, поэту, «по долгу службы» постоянно мечущемуся от жизни к смерти и обратно, – нет.

Справедливости ради, Рыжий дал и другой полюс восприятия города, заметив иронически: «В Свердловске тоже можно жить: / гулять с женой в Зеленой роще. / И право, друг мой, быть попроще – / пойти в милицию служить». Но в целом в его стихах хватает разной степени негативности (часто смягченной иронией) строк о городе, из которого он так и не уехал – не захотел или не смог: «херово в городе Свердловске / не только осенью – всегда», «ангинный, бледный полдень на Урале», «пусть их хвалят, мне не нравится / родимый город многожильный» (многожильный здесь – насильственный, неестественный труд) и т. д.

Тут можно вспомнить и Высоцкого, высказавшегося в том духе, что жить здесь – подвиг.

Как, например, Тагил у Евгения Туренко: «Это город Беспамятенск, Лжевск или, скажем, Незнань». И у его учеников: «Город задушит как ты не (-) любовью / Гладкие ноги тагильские бедные лизы» (Екатерина Симонова), «На свои чаевые деньги, / заколоченные вчера, / Город, вставший на четвереньки, / квасит лажу из топора. // Кипяченые тагильчане / Опускают бумагу в чай. / И кричат по ночам: «Начальник, / свет над нами не выключай!» (Руслан Комадей) и т. д.

НО: стоит вспомнить и предшествующую строчку: «Пока что – жилось», и картина опять-таки корректируется.

Так, у Юрия Казарина в одном из стихотворений «страшная Сысерть» противопоставлена «милой Москве»

Вообще, по наблюдениям, Свердловск больше склонен молчать, чем говорить, но поэты чутко прислушиваются к этому молчанию, разговаривают с ним.

Показательный с точки зрения психологии восприятия момент: если в стихотворении уральского поэта возникает «город», то он тут же ассоциируется и отождествляется со Свердловском. Даже если текст напрочь лишен уральских и свердловских реалий – переубедить себя бывает довольно трудно.

Оговорюсь, однако, что тезис «Екатеринбург – поэтическая столица» не так одномерен, как может показаться. Понятие «столичности» имеет не только положительные, но и негативные коннотации (дурно понятая мейнстримность, например). Таковая «столичность» у нас тоже есть, но, слава богу, не слишком много. Так же амбивалентна, кстати, и «провинциальность», могущая обернуться поэтической самососредоточенностью («Поэт должен быть провинциалом», – сказал Дмитрий Кедрин), а могущая и плохой местечковостью.

Резонансная в свое время, но почившая ныне в бозе екатеринбургская поэтическая премия «Литературрентген» принципиально отстаивала возрастную границу в 25 лет, но при этом основной массив предлагаемых на нее текстов, на мой взгляд, был довольно сомнителен в плане творческой состоятельности их авторов.

Казарин Ю. Если не читать – зачем тогда жить // Областная газета, 26 сентября 2015 г.

Шайтанов И. И все-таки – двадцать первый: поэзия в ситуации после постмодерна // Вопросы литературы. 2011. №4.

А конкретно – выложенные в нем на данный момент и имеющиеся в нашем распоряжении номера журналов за 2015 год.

Сразу отмечу, что далеко не во всех случаях в подборках указан год рождения автора, приходится искать эту информацию дополнительно. Мне кажется, этот элемент должен обязательно присутствовать в кратких биографических справках, предваряющих подборки.

Казарин Ю. Свобода воли стоит на боли… // Урал. 2015. №9.

К упомянутым поэтам примыкает и ряд авторов, родившихся в самом конце 1970-х, например, Екатерина Симонова.

Кушнер А. Заметки на полях // Знамя. 2007. №10.

Юрий Казарин отмечает, что сегодня молодые поэты «перестали все отрицать», живя во многом иллюзорным чувством богатства выбора.

Сафонов Н. Узлы // М.; СПб.: Альманах «Транслит»; Свободное марксистское издательство (книжная серия «Kraft»), 2011. Суслова Е. Свод Масштаба // СПб.: Альманах «Транслит»; Свободное марксистское издательство, 2013. Корчагин К. Пропозиции // М.: Книжное обозрение (АРГО-РИСК), 2011.

Не лучше ли почитать, например, Александра Кушнера: «Но если спишь на чистой простыне…»

Часто цитирую его в качестве «противовеса» разбираемым поэтикам еще и потому, что за ним стоит целая стиховая культура – модернистская, очень напрасно игнорируемая рассматриваемыми авторами, у которых в итоге не получается не только «сверхстихов», но и просто стихов (может, из-за этого замаха на «сверхстихи» и не получается)!

На эту тему, кстати, существует замечательная статья Ефима Эткинда «Там внутри», посвященная анализу поэмы «Облако в штанах», где Маяковский удивительным образом «выбрасывает» себя в мир, притом что весь вселенский пространственный охват поэмы умещается внутри лирического субъекта – в его душе и сердце. См.: Эткинд Е. Там внутри // Эткинд Е. Психопоэтика // СПб.: Искусство-СПб., 2005. С. 533—568..

Сразу скажем, что, судя по всему, принципиально отстаиваемое автором отсутствие знаков препинания превратилось уже давно в такой штамп, что об экзистенциальных основаниях отказа от ни в чем не повинных точек и запятых даже думать не хочется. Поток сознания потоком сознания, но пунктуация-то тут при чем?

Кушнер А. Новая рифма // Кушнер А. Аполлон в траве: Эссе. Стихи. М.: Прогресс-Плеяда, 2005. С. 499.

Выжутович В. Я скатерть белую прославил на столе… // Российская газета. 2009. 4 сентября.

Бек Т. Все дело в ракурсе // Дружба народов. 1998. №8.

Шайтанов И. Двойное зренье Александра Кушнера // Шайтанов И. Дело вкуса: Книга о современной поэзии. М.: Время, 2007. С. 544.

Бек Т. Все дело в ракурсе // Дружба народов. 1998. №8.

Фаликов И. Так можно сказать // Знамя. 2003. №8.

Канунникова О. Дневной огонь – http://old.russ.ru/krug/ kniga/20030207_kanun.html

Казарин Ю. Вещество времени: «Мелом и углем» // Урал. 2011. №2.

Шайтанов И. Двойное зренье Александра Кушнера // Шайтанов И. Дело вкуса: Книга о современной поэзии. М.: Время. 2007. С. 543—544.

Pro et contra. Премиальная политика: дайджест-дискуссия. http://ekmob.ru/index.php?id=179

Pro et contra. Премиальная политика: дайджест-дискуссия. http://ekmob.ru/index.php?id=179

Там же

Там же

Там же

Лукьянин В. Бажовская тропа в литературном разнотравье // Урал. 2009. №1.

Дробиз Г. Размышления по поводу одной литературной премии – http://ekmob.ru/index.php?id=179

Хотя в нынешнем Положении о премии под п. 8 декларируется: «Список соискателей доводится до сведения общественности через прессу с целью организовать публичное обсуждение кандидатур». Возможно, я что-то упустил, но ни одного такого обсуждения не припомню.