Мицос был очень аккуратен и следил за собой и своей одеждой – она была как только что из шкафа. Однако он восставал против «строгих правил», как он говорил. Ему нравилась свобода. Ему нравилось растянуться на диване и вздремнуть после обеда, в жаркие летние часы. А мать беспокоила его, требовала подложить под голову кружевную салфетку, которую она называла «антигрязь».
– Отстань, мама, убери ее, ради бога, она натирает мне шею!
– Но дитя мое, ты засалишь кожу дивана…
– Не волнуйся, мама, я умываюсь каждое утро.
– Но она не помешает…
– Нет, мама, все нормально!
– Какой же ты, а! Когда я была маленькой, я была гораздо послушнее.
Мицос снова смеялся и целовал матери руку.
– Запеленай меня, как раньше, – мягко говорил он, – и увидишь, я стану самым послушным мальчиком в мире!
– Хотя бы ноги убери с дивана, запачкаешь.
– Не беспокойся мама, я хорошенько почистил ботинки перед тем, как зайти в дом.
– Ох, ну что ты за ребенок!…
Бедная госпожа Васиотаки обреченно покачала головой и вернулась на место.
Мой хозяин улыбнулся и отпустил шутку:
– Конечно, – сказал он ей, – меня-то ты укротила за столько лет, приучила в узде ходить. Теперь сын за меня бунтует.
Одним прыжком Мицос вскочил и обнял мать.
– Все хорошо, мама, давай свою салфетку.
И он с радостью положил ее на подушку дивана, вздыхая:
– Эх, чистюля ты с Хиоса!… Всех нас достанешь, мама, и отца, и весь дом.
На самом деле хозяин мой не терпел никакого давления. Он был еще более своенравным, чем Мицос. И бедная госпожа Васиотаки всегда уступала ему:
– Как пожелаешь, Йоргос, как пожелаешь.
Спустя несколько дней я привык к александрийской жизни и должен признаться, она мне нравилась. Я был бы абсолютно счастлив, если б меня на грызла одна мысль.
Целый месяц прошел, а я еще не смыл с себя позора первого дня с моей бесславной охотой. После моей неудачи, не знаю уж, что случилось, но ни одна кошка не казала тут и кончика хвоста.
Наконец это заметила и госпожа Васиотаки.
– Знаете что, дети? – сказала она, – После появления Буяна попрятались все кошки, эти бичи окрестностей. Похоже, его присутствие заставляет их держаться подальше.
– Думаю, что первая кошка, за которой погнался Буян, – сказала Лиза, – пошла и рассказала всем остальным кошкам, они напугались и убежали.
– Что же она им рассказала? – спросил Лукас. Аня не ответила. Она призадумалась. Затем обернулась к отцу и предложила:
– Знаешь что, папа? Поставь ловушку в саду, чтобы поймать ту рыжую кошку, первую, которая сбежала от Буяна, и увидишь, что остальные вернутся. А то сейчас она их запугивает не приходить…
Господин Васиотакис рассмеялся и ласково хлопнул ее по плечу.
– Их разорвет Буян, или они разбегутся от страха, зачем нам это, глупенькая ты моя девочка. Конечно, лучше, чтобы Буян их не убивал – мы все равно от них избавились. Вот, что нам нужно. Убийство – это дикость. Пусть себе живут.
Но я вовсе не хотел этого! Честь моя страдала от невозможности смыть великий позор моей первой неудачи.
И с каждым днем горечь моя только росла.
7. ПЕРВАЯ ПОБЕДА
Однажды я увидел, что калитка сада открыта, и вышел на улицу. Я был безумно рад оказаться на воле. Мне вдруг показалось, что весь мир – мой. Нет передо мной больше решеток и изгородей, что мешали зрению. Я был свободен идти, куда захочу, свободен покорять новые горизонты, узнавать новое.
Однако только я отбежал на несколько шагов, как услышал голоса:
– Буян, Буян!
Едва я остановился понять, что происходит, как меня схватил Али: он еле дышал от пробежки. Он оттащил меня назад, насильно, как невольника, и закрыл за собой калитку.