А без грязи никогда не обходилось.

Для этого передники и надевают, как однажды разгневанно сказала Ева, когда сиор Амбрузис решил поднять в доме бучу.

Как-то раз Лиза заперлась со мной в вольере птичника чтобы пособирать яйца из гнезд. Аня рассердилась, она тоже хотела попасть в птичник, а ей пришлось остаться снаружи. Она в порыве дернула решетчатую дверцу, но не смогла ее открыть и со злости стала подбирать камешки и кидаться ими в Лизу из-за сетки.

Лиза, белокурая, с выцветшими на солнце волосами, слегка трусливая, безынициативная и безвольная, была полностью подчинена шатенке – порывистой и вспыльчивой Ане: та «держала ее у себя в кармане», но и яростно, страстно защищала ее каждый раз, случись кому-то тронуть ее сестру-близняшку.

– Открой мне, сейчас же открой мне! – кричала Аня, порывисто тряся дверью.

Лиза перепугалась, собрала яйца в фартук и попыталась ей отворить. Но из-за резких Аниных дерганий решетчатую дверь заклинило, и ее невозможно было не то что открыть, а просто сдвинуть с места. И ни Аня не могла войти, ни Лиза не могла выйти.

Что было делать сестрам? Кричать они не смели – госпожа Васиотаки запрещала им вмешиваться в сбор яиц. А Лукаса, их родного защитника, не было рядом.

Лиза, как всегда, пустилась в слезы. Но Аня так просто не сдавалась, она стала искать выход.

– Ты мелкая и тощая, – сказала она сестре. – Положи яйца обратно в гнезда и подлезь в дырку под стеной, откуда выходят куры.

Эта дырка, что у самой земли, была закрыта железной дверкой. Аня открыла ее, и я легко в нее пролез. Но Лиза в нее не пролезала.

Снова рев и отчаянье!

Рядом нашлась мотыга. Аня разрыла ей землю, достаточно, чтобы Лиза просунула голову и плечи. Аня потянула ее, Лиза оттолкнулась ногами и, наконец, вылезла.

Можете себе представить, в каком ужасном виде она была. Лицо, волосы, одежда, ноги – все в земле!

В таком виде мы выходили из курятника и тут же наткнулись на сиора Амбрузиса, который шел в дом.

Само собой, первым делом он поднял крик. Его услышала Ева – она сидела с книгой под тенистой перголой, и тут же побежала спасать сестер.

– Ладно, ладно, дядя, не кричите, все поправим, – сказала она ему, отряхивая грязь с одежды близнецов.

Но я видел, что лицо ее побледнело в предчувствии катастрофы.

Она отвязала им передники, скомкала их в сверток и повела сестер к задней двери дома.

– Глупышки несмышленые! – рассерженно шептала она. – Не могли меня позвать?..

У Лизы слезы текли ручьями по грязному лицу. Аня не плакала, но поутратила свой боевой дух и привычку командовать.

Мы зашли в подвал, там Ева сняла с близнецов верхнюю одежду, туфли и носки, подала знак кере Рине не причитать, а забрать запачканную одежду. В одних сорочках, с голыми ногами, она бегом подняла малышек наверх, на второй этаж, где были детские комнаты, и повела их прямиком в ванную.

Я сидел за дверью и ждал.

Но не прошло и пяти минут, как раздался сердитый голос госпожи Васиотаки:

– Аня, Лиза! Где вы? И следом тут же:

– Ева, Ева!

В ванной с шумом текла вода. Но чуткий Евин слух уловил крики матери. Красная от досады и ярости она вышла оттуда.

– Да, мама! – ответила она нарочито спокойным тоном.

– Пусть двое младших немедленно спускаются вниз.

– Но мама! Они немного запачкались, и я их отмываю. Я приведу их, как только их одену.

– А почему они запачкались? С чьего молчаливого согласия они пошли в курятник? Быстрее спускайтесь! – приказал сердитый голос госпожи Васиотаки.

– Да, мама, сейчас.

И Ева снова пошла в ванную.

– Успел-таки сиор Амбрузис… – сказала она, пренебрегая в своем негодовании даже крупицами уважения к своему лысому дяде. – Слышите, глупые дети?..