Стихи в чьей-то чужой манере – для меня это было не эпигонство и даже, в сущности, не оммаж, а просто способ говорения. И всё же если бы я этим и ограничивался, наподобие сорокинского мутанта-стилизатора, мне бы, наверно, быстро надоело.

Сильнейшим было влияние О. Григорьева. Но его поэтику короткого стихотворения-случая, сюжетного или языкового оксюморона, я стремился ещё более обострить, радикализировать, сокращая объём подобного текста совсем уже до нескольких слов.

Мне нравилось скрещивать разные, иногда противоположные стили, формы и жанры, действовать на их границах, там иногда происходило что-то особенно интересное.

Изрядная часть моих текстов – краткие каламбуры, которые, что называется, носятся в воздухе. Если бы я их не сочинил, это сделал бы кто-то другой. Подобное приходит в голову разным людям, проскакивает экспромтами в разговорах. Просто никто не записывает. Вернее, тогда, три десятка лет назад, в доинтернетную эпоху, не записывали. А я стал записывать. И вообще планомерно копать этот пласт языка. В плане авторства это зона риска. Поначалу я огорчался, обнаруживая прямые пересечения такого рода с другими авторами, но с годами смирился. Какой-то процент нечаянного повторения чужого в этом жанре неизбежен. Главное, чтобы он был не чрезмерен, а в моём случае это условие выполняется: совсем уж очевидных вещей я, как правило, не записываю. И всё же в этой сфере, по существу близкой к фольклору, к пословицам и поговоркам, я ощущаю себя не только и не столько автором, сколько каталогизатором, антологистом.

Рефлексией на проблемы поэтической схожести и размытого авторства в моём творчестве стал плаги-арт. Вместо того, чтобы пытаться сгладить, завуалировать эти проблемы, я, наоборот, решил довести их до абсурда. В феврале 1990 года я написал стихотворение «Парус»: «Белеет парус одинокий» и т. д. – слово в слово как у Лермонтова. Ясно было, что, несмотря на текстовую идентичность, это два совершенно разных стихотворения – лермонтовское и моё. (Кстати, на самом деле у Лермонтова не «одинокий», а «одинокой», но это неважно.) Отчасти этот жест стал воплощением сюжета известного рассказа Борхеса «Пьер Менар, автор „Дон Кихота“» (в чём тоже проявился плагиартизм). Мне тогда казалось, что это одноразовая акция, но, как ни странно, я и позже время от времени практиковал нечто подобное, и в конце концов всё это сложилось в некую серию. Там есть и плагиат плагиата, плагиат в квадрате. И ложный плагиат. И ещё много всего.

Есть у меня стихотворения-перфомансы. Некоторые из них вообще не имеют текстовой записи и существуют только в моём исполнении – это стихи без слов, молчанки, наподобие «Поэмы конца» Василиска Гнедова. В одном из перфомансов цикла «Человеческие поэмы» я вдыхал выдохи всех желающих и, наоборот, сам предлагал желающим вдохнуть мой выдох*. Для каких-то стихотворений текстовая запись существует, но она очень условна и без моей помощи вряд ли может быть верно прочитана. Такова, например, мычалка, записанная в виде повторяющейся буквы «м»: я издаю несколько неопределённых звуков наподобие «м-м-м…» или «э-э-э…», как бы собираясь что-то сказать, но так ничего и не говорю.