Братья по вере Любовь Куклева

Лето. Июнь. Еще не испарилась утренняя роса. Над Суздальскими озерами, протянувшимися на север от Санкт-Петербурга между Поклонной горой и Парголово, парит прозрачный туман. Вода теплая, словно парное молоко. По озеру плавают дикие утки, создавая на водной глади мелкую рябь. Стройные тополя звенят на ветру лопнувшими сережками, покрывая землю белым пухом.

Вдоль отлогого берега стояло два экипажа, запряженные четырьмя гнедыми конями. Извозчик, положив руку на спину одному из коней, поглаживал жеребца по густой гриве и наблюдал за происходящим у озера. В глазах немолодого извозчика читалось не то осуждение, не то непонимание происходящего и, казалось, ему было не по себе от того, что приходиться быть здесь в эту минуту. Он, то озирался, проверяя, нет ли кого позади на дороге, то неловко переминался с ноги на ногу, но все-таки оставался на месте, чувствуя себя обязанным отработать оплаченное.

По берегу стояло несколько человек, прибывших в экипаже.

Графиня Наталья Никифоровна Богомолова, женщина уже немолодая и выглядевшая весьма болезненно, прислонив к губам платок, качала головой и улыбалась, хотя на лице ее читалось глубокое волнение. Впрочем, волнение это, казалось, не от тоски, но от радости, переполняющей ее сердце. Рядом с графиней, держа в руках летний зонтик, стояла Наталья Федоровна Ливен и ее сестра Вера Федоровна Гагарина. Княгини, взявшись за руки и придерживая платья, дабы не испачкать подола о песок, что-то тихо напевали. Чуть позади стояли графы Модест Модестович Корф и его близкий друг Алексей Павлович Бобринский. Друзья, сложив руки за спиной, что-то тихо обсуждали, устремив взгляд на происходящее таинство. Поодаль стояла молодая служанка Софья, теребя в руках тополиный листок; и почти незаметно улыбалась.

В воду вошел человек, одетый в длинную белую одежду. Это был Василий Александрович Пашков, близкий друг всем собравшимся и также вращавшийся в высоких кругах. Он вошел в воду по грудь и обернулся лицом к собравшимся.

– Подойдите! – крикнул Пашков к берегу, протянув вперед руки.

С колен поднялись два молодых человека, также одетые в белую одежду.

Один из них был лет шестнадцати. Это был юноша среднего роста и худощавого телосложения, единственный сын графини Натальи Никифоровны. Андрей Богомолов не был красив, хотя черты лица его были правильные. От рождения он был слаб здоровьем, и потому бледное и худое лицо его всегда имело осунувшийся вид. Светлые прямые волосы его были аккуратно уложены, как подобает молодому графу. В свои шестнадцать лет он выглядел значительно моложе и походил на неоперившегося птенца. Ссутулившись и опустив голову, он что-то тихо шептал.

Поднявшийся с колен еще один юноша имел вид человека сформировавшегося, хотя также молодого, на вид ему было около двадцати лет. Василий, оставшийся сиротой в десять лет, был взят на попечение графини Натали Никифоровны и жил рядом с Андреем подобно брату. Графиня была столь добра, что дала ребенку все, что только могла: любовь и материнскую ласку, мальчик жил в доме, словно родной сын. Только в свет не позволено было ему выходить, дабы избежать толков. Василий был крепок, высок и довольно недурен собой. От отца ему достались красивые вьющиеся темно-русые волосы и густые правильные брови. Карие глаза его всегда были живы. Румяный и загорелый он дышал силой и здоровьем. Василий, поднявшись с колен, поднял голову к небу и вознес руки над головой.

Молодые люди вошли в воду.

Василий Александрович принял юношей и, положив руки на их головы, воскликнул так, чтобы слышали с берега:

– Веруете ли, что Иисус Христос – Сын Божий?

Андрей, не поднимая головы, тихо произнес: «Верую».

Пашков посмотрел на воодушевленного Василия. Молодой человек поднял голову и, что есть сил, закричал: «Верую, что Иисус Христос есть Сын Божий!»

Василий Александрович улыбнулся и громко произнес:

– Крещу вас во Имя Отца и Сына и Святого Духа, аминь!

Выйдя из воды, Андрей подбежал к матери, которая уже приготовила плед, чтобы укутать сына от утренней прохлады. Наталья Никифоровна накрыла Андрея пледом и крепко обняла. Молодой человек улыбнулся, но тут же едва ли удержался, чтобы не заплакать; эмоции переполняли его, и не умело еще молодецкое сердце управлять этой бурей чувств.

Василий, выйдя на берег, окинул взором собравшихся, делясь сиянием, переполнявшим его. Молодой человек поднял руки к небу и громко прославил Бога. Тогда все вокруг стали поздравлять Василия и Андрея. Женщины запели благодатные гимны, а господа, подходя, горячо обнимали только что крестившихся.

Дамам захотелось еще прогуляться по берегу озера, пока не сошел туман, и невысоко поднялось солнце. Модест Модестович, подняв брови и поправив усы, неоднозначно сказал:

– Быть может, лучше было бы вернуться до обеда? А впрочем, давайте побудем здесь немного и подышим свежим воздухом. Нынче погода располагает к прогулке. Верно, Наталья Федоровна?

– Несомненно, Модест Модестович, чудное место. Ах да, пока не забыла: завтра вечером приходите все к нам. В Петербург возвращается лорд Редсток с особым визитом и, конечно, он будет у нас на приеме.

– Мы, обязательно, будем с мальчиками, с Андрюшей и Васенькой – залепетала графиня Богомолова. – Они мечтают познакомиться с лордом и послушать, как он впервые повстречался с графом Василием Александровичем. Тогда он еще вздором почитал то, что теперь весь смысл жизни нашей. Вы расскажите, граф?

– Вот завтра вечером, когда пребудет господин Редсток, мы все вспомним эту историю – ответил Пашков и, надев свою легкую фетровую шляпу, пошел вдоль берега.

Василий и Андрей сидели вместе под высоким тополем. Андрей улыбался и сминал в еще влажных руках тополиный пух. Неподалеку кружилась его матушка, опасаясь, чтобы сын не простудился. Василий тоже улыбался и глубоко, как бы наслаждаясь, вздыхал, поднимая к небу глаза.

– Как ты думаешь, – спросил Василий – разрешит ли Наталья Никифоровна завтра взять с собой Соню? Я хочу, чтобы она тоже послушала и посмотрела.

– Не знаю, Василь – обратился Андрей к брату, как он его называл с самого детства. – Она у нас всего месяц, может, не поймет.

– Но ведь и сам граф, и княгини тоже сначала не понимали, но душа то просила – возразил Василь – Если бы им никто не рассказал, то они так бы и остались в неведении.

– Да, наверное, ты прав – все же согласился друг. – Хочешь, я поговорю с маменькой? Хотя, может, ты лучше сам, я все-таки не уверен. Или можно, конечно. – Андрей колебался и ждал, когда Василий сам примет какое-нибудь решение.

– Я сам все сделаю, не переживай – сказал Василь и посмотрел на Соню, стоящую у экипажей с тополиной веткой в руках.

Андрей замер и, наклонившись, пристально посмотрел на брата, а потом на молодую служанку. От любопытства он даже приоткрыл рот, но не подал виду.

Василий опустил глаза и о чем-то подумал.

Соня стояла у экипажа и гладила гнедого коня по гриве. Неподалеку, облокотившись на повозку, стоял извозчик; в лице его читалось недовольство.

– Сектанты, прости, Господи, – пробурчал он и перекрестился тремя перстами.

Соня, услышав эти слова, недоумевала, отчего извозчик, изобразив столь неприятную гримасу, так грубо отозвался обо всех господах, прибывших к озеру. Служанка взглянула в сторону Василия и Андрея, которые, сидя под тополем, что-то горячо обсуждали. Любопытство и неясность наполнили ее мысли.

Имение графини Богомоловой располагалось недалеко от Петербурга. Дорога к усадьбе скрывалась в тополиной роще, а окрестность усеяна была полевыми цветами и плодовыми кустарниками. Муж графини оставил ей и сыну довольно большое богатство, так что они ни в чем не имели нужды. Слуги в доме были верны своей госпоже и любили ее. Наталья Никифоровна любила лошадей, а потому муж ее, при жизни еще, построил большие конюшни и завел кобыл и жеребцов разной породы. Но Наталья Никифоровна из-за болезни своей последнее время уже не имела той охоты к лошадям, как прежде, а потому поручила их конюхам и слугам. Только иногда она приходила гладить лошадей и о чем-то думала или что-то вспоминала.

Дом был окружен роскошными садами, где графиня любила отдыхать.

Вечером того же дня Наталья Никифоровна, одевшись в домашнее платье, сидела в саду под яблоней в кресле-качалке и читала, держа перед глазами дамское пенсне. Андрей сидел рядом с матерью, положив голову к ней на колени. Василий бродил рядом и рассуждал о чем-то вслух.

– Пойду, взгляну, что сегодня на ужин, так есть хочется – сказал Вася и улыбнулся.

– И я с тобой, подожди – заговорил Андрей и поспешил встать.

– Только быстро не бегите, Андрюше вредно бегать – вдруг заволновалась графиня, останавливая молодых людей.

– Я сам посмотрю и скоро вернусь, останься, Андрей, я быстро – остановил Василий брата и поспешил в дом.

Василий, войдя в дом, стремглав побежал на кухню, столкнувшись по пути с поварихой Варварой.

– Вася! Куда ты несешься, под ноги не глядя, точно конь, ей богу! – побранила Варвара Василия, в ответ на что, он только поцеловал ее в полные щеки и, засмеявшись, снова побежал.

Молодой человек ворвался на кухню, словно вихрь.

У стола стояла Соня. Аккуратная беленькая головка ее была покрыта чепчиком, а на лоб спадали белые кудри. Девушка, резко обернулась, взглянув на Васю большими серыми глазами.