Государь отправился в четыре часа утра вчера. Надеюсь, что все у нас будет дорогою исправно. Сколько от меня зависело, устроил. Дай Бог, чтоб погода простояла хорошая, как теперь. Кутайсов сегодня отправляется в чужие края.


Александр. Москва, 18 мая 1822 года

Прошу не прогневаться: этот год не только не дарю тебе, истребую еще всякую минуту подарков от тебя. Пришли мне, пожалуй, 8 бронзовых блях на двери. Это продается у квакеров и прибивается к дверям на те места, где люди обыкновенно хватаются руками и муслят двери. Вели себе дать и нужные для прибивки гвоздочки. Штуку покупал я по 5, то 8 будут стоить 40; рисунок выбери какой тебе угодно.

Зная, что ты в Головинской комиссии, все меня спрашивают о лотерее, и я отвечаю что должно. Я уже прежде писал тебе о разных предосудительных случаях здесь, и потому не идет так успешно, как у вас, что у москвичей привычка все откладывать до самого нельзя. Всякий говорит: успею! Бог знает когда еще станут разыгрывать; а публикуй, что идет к концу, то все кинутся покупать. Я очень помню, что у нас в Собрании накануне первого бала было 113 членов, а во вторник подписалось более 500. Любят откладывать и иметь деньги в кармане на случай другого употребления.

Если Пален в самом деле умер (а было бы неудивительно в его возрасте), странно, что здесь говорят о смерти Бенигсена и что это случилось с ними обоими в одно время, что с Зубовым?! Урусовых я вчера поздравлял от тебя в Итальянской опере; они очень тебя благодарят за память. «Севильский брадобрей» был чудесен. Я очень долго пробыл в ложе мадам Шимановской; это та самая, что прежде была бывшего директора Гедеонова. Там был Вяземский, и мы много смеялись. Она завтра дает свой второй концерт, а в понедельник возвращается (сакристи!) в Петербург в той же прекрасной карете, что привезла меня сюда.

На днях умер старик-князь Оболенский, отец здешнего попечителя университетского. Тетушка очень больна, думаю, что это род белой горячки; жаль добрую старушку, но я все надеюсь на ее редкую натуру. Молодая Бобринская должна была уехать вчера к мужу, но ее не выпустили из города за какие-то 6000 рублей, кои она должна.


Александр. Москва, 19 мая 1822 года

Свиньин в «Записках» своих не забыл и качелей; но сколько дал ему Юсупов, чтобы напечатать, что экипаж его был лучший, и зачем не упомянуть о клеенчатом халате, в коем его сиятельство изволил, сидя в карете, один разъезжать? Один из ваших алагерщиков явился к нам – Дивов, но я его еще не видал. Сегодня Сашка [то есть А.А.Волков] прислал звать нас к себе на целый день, на что я очень согласен.

Скоро пускаются они в путь. Вчера он уже оделся и ездил за паспортом к князю Дмитрию Владимировичу. Показывала мне Софья Александровна дорожную их карету, сделанную на заказ. Дорогонько, 5000 рублей, но зато бог знает чего тут и нет. Они берут с собою старшего сына Озерова, коему Волков в отсутствие свое препоручает все свои дела.

Говорят, что выдано будет белорусским помещикам по 25 рублей на душу; нам много бы пришлось, тысяч сорок, но я бы желал и то только, что мы издержали на прокормление. Благодаря Бога, у нас не так, как у большой части наших помещиков, где столько нищих, сколько мужиков.

Графиня Потемкина приехала; муж дом сломать сломал, а строить не строит, все остановилось, и графиня наняла на Пречистенке дом Облязева. Бобринский, скучая, видно, от жены, опять явился сюда тайно и живет в городе под секретом; вчера этим дразнили Обрескова, который уверяет, что без его ведома ни одна курица яйца не несет в городе. Погода была вчера непостоянная, однако же весь город был на гулянье в Марьиной роще, и певица Анти была в карете князя Михаила Петровича Голицына.