В четверг мы выдвинулись уже на технике. Мотороллер «Муравей» с небольшими техническими изменениями, позволявшими прилепить к нему, опять же самодельные колёса на баллонах от грузовых машин. Техника была достаточно грозная, но из-за маломощного мотора неэффективная, и я об этом скоро узнал.
Выставив последние, по плану, сети, мы приехали на первую ставку. Снега не было совсем, и море (водохранилище) просматривалось от берега до берега. И оказалось, что таких, как мы, лихих рыбаков много, если не сказать очень много. Нас, конечно, тоже видели, но, соблюдая негласный паритет, на расстояние узнаваемости не подходили, хотя наверняка знали, кто мы и что мы…
Метки «заморозок» были видны на гладком льду издалека, и мы не блудили. Но Валерка вдруг запсиховал.
– Плохо. При таких морозах лёд скоро окрепнет, а снега нет. Вот припрут неожиданно эти гопники законные, будет им тут счастья и удачи – всё на виду. Хоть бы снега немного выпало, что уж совсем так…
Рыбы было очень хорошо, даже лучше, чем хорошо. Чтобы не разбирать сеть дважды, мы раскладывали её сразу после выбора рыбы. Получалось, что сначала примерно два метра сети освобождали от улова, затем снова мочили в майне и только тогда, вытаскивая, складывали её ровной горкой, готовой к обратной установке. Я испытывал непонятное ещё для себя состояние, похожее на азарт вполовину со страхом. Вроде и здорово – прибыль! А параллельно – не проходящее ожидание возможного серьёзного наказания. И Валерка, вначале неподдельно весёлый, ближе к завершению работы, оглядываясь на подстывающую кучу рыбы, заметно психовал.
– Долго, падла… Торчим тут, как в заде дырочка. Нас можно вон с острова в бинокль наблюдать, не мешая работать, а как собираться начнём – брать за жабры… – Он выматерился и, достав из бардачка бутылку водки, спрятанную в меховую верхонку, сделал долгий сосущий глоток. – Холодная, зараза, – и, засунув её обратно, снова пришёл к майне.
К пяти часам мы закончили. Как-то прятать метки не было смысла, без снега они торчали на виду. Подстывший рубленый лёд из майны я на брезентовом плаще уволок метров за сто и рассыпал. Можно было ехать. Но оказалось, что «макарашка» загружена до предела. Если же садился ещё я, рессоры, не рассчитанные на такой груз, приседали, и кузовом прижимало колёса. Недолго думая, Валерка решил:
– Давай бегом. Я поеду не быстро, держись за кузов и… вперёд.
Метров пятьсот я бежал нормально, потом, как всякий не занимающийся такой ерундой, как спорт, стал задыхаться. Понимая, что отпускаться нельзя, начал по несколько секунд скользить на валенках, зацепившись за прицеп, сожалея, что не окунул пимы в майну. На стылых можно бы ехать совершенно спокойно – как на коньках. Но постепенно обувь раскаталась, и я уже легко скользил за техникой. За всю дорогу до острова напарник не повернулся ко мне ни разу: «Вот жлоб, – думал я, задыхаясь холодным воздухом, – если оторвусь, придётся пёхом до деревни, не обернётся?!»
Но Валерка завернул в ледяной заливчик, за остров, и остановился.
– Ну как, спринтер, нормально? Так ещё полбеды, только что задохнулся. А я вот предыдущие года на санках улов таскал. Сколотил длинный, словно гроб, короб, на лыжи поставил. Наловишь килограммов сто – сто двадцать, впрягаешься, как конь в хомут, – и попёр. По льду красота, легко! А вот если снег – просто испытание какое. Иногда уже на карачках ползёшь, лишь бы до деревни дотянуть. Там можно закопать в сугроб под берег и домой – спать, спать… ни мыслей, ни желаний – автопилот! – Он с удовольствием сделал несколько маленьких глотков «из рукавицы». – Тебе не предлагаю, ещё далеко бежать.