Спрятав бутылку, завёл технику, сел спиной ко мне, как летом за румпелем мотора, закурил и, не предупредив, резко тронулся. Я, мелко семеня по скользкому льду, догнал его, зацепился за борт и уже на ходу надевал варежки.

Вообще, браконьерили очень многие. Но, словно соблюдая тайный заговор, даже встречаясь, говорили об этом мало и, если говорили, то вскользь.

– Ну чё, на лужу выходил, проверялся?

«Оппонент», понимая, что скрыть своё присутствие на воде не получилось, отбивается.

– Да разве это проверялся? Мучился… На коряжник залез, всё изодрал, а рыбы на жарёху не набрал. – И горе-рыбак начинал красочно описывать трудности браконьерской рыбалки. Собеседник подхватывает, и вот они уже наперебой друг другу «портят кровь» предположениями о «безрыбьем годе», слухами о скором появлении рыбнадзоров и удивительными фактами о рыбалке в «те ранешные годы»! Потом, довольные расходились, уверенные, что узнали о противнике всё, сумев сохранить свои тайны неприкосновенными.

В эту зиму нам с Валерой повезло. Поставив сети в трёх разных местах и на разных глубинах, мы угадали. Если сегодня рыбы не было на перекате, она обязательно была на глуби. Не было на глуби – точно была на мели, причём в большом количестве. И опять же, проверяясь обычно потемну, мы долгое время оставались недоступны для инспекторов. В те «шальные» годы они ещё не очень были настроены работать по ночам.

Два-три раза в месяц, обычно в выходные, я ездил в город. Ходили с сыном в открывшиеся кругом кино-салоны, смотрели яркие американские мультфильмы и «мужественные боевики».

Жена молчала, без меня ей было гораздо уютнее, чем без денег. Избежав дополнительных разговоров, мы приняли правила игры: я приносил деньги – она занималась сыном, молчала и… жила!

Валерка стал совсем много пить. Везение и моё присутствие резко снизили его личную ответственность за дело. На меня была сложена большая доля забот, которые раньше он выполнял сам. Появилось свободное время, деньги были всегда, а тормозов, сдержавших бы эту страсть, не было. Он, конечно, немного смущался меня, но решил просто не показывать этой слабости. Например, набираем сети в гараже, пойдёт домой, вроде в печь дров подбросить, приходит – глаза блестят. Бодро хлопнет в ладоши, закурит, и дальше работаем. Так целый день в одной поре. А уж на лёд идёт, тут теперь не прячась, «ноль пять» надо.

Домой возвращались поздно или, наоборот, рано. Разбирали рыбу «по мастям», складывали инструменты, топили печь в гаражной пристройке, сушили верхнюю одежду. Дальше – как по расписанию, соглашался я или нет.

– Ну, давай на сон грядущий по чуть-чуть…

Следующая смена начиналась с того же. Сам я с непривычки к такой жизни сильно уставал. Спал, боясь опоздать, только с будильником. Мать жалела, показывая это излишнее внимание. Батя, понимая, почти не беспокоил с хозяйством. Но, очень любя «политику», по утрам, пока я завтракал, читал длинные лекции, в окончании обязательно высказывая своё мнение. Я видел, что в России всё меняется, а перемен без драки не бывает! Хотя свои заботы побеждали…

Вспомнив, что умел, и научившись тому, чего не знал, ближе к весне пришло понимание: обязательно нужно самому вызревать в хозяина. Стал немного больше откладывать денег на собственную лодку и мотор. В апреле, после очень удачного выхода, сдав рыбу довольному перекупу, мы сидели на тёплой деревянной лавке вдоль гаража.

– Валер, я вот чё думаю… Давай, наверное, до воды ещё поработаем, а после разбежимся. Мне кажется, вместе тесно становится…

Он, нисколько не удивившись, сразу отреагировал: