– Как-то ты быстро – хмыкнула Деа.

– Сегодня я без настроения – фыркнула та в ответ.

Равнодушно уставившись на вывернутый кусок мяса, распластавшийся посередине комнаты, сестры разочарованно вздохнули и плюхнулись обратно на скамью, принявшись выводить пером по бумаге бессмысленные закорючки. Время урока закончится лишь через час, а до того момента Бранвин или ее советники вряд ли появятся, так что остается лишь убивать время.

***

Было темно. Даже для всевидящих кошачьих глаз мрак был слишком густым и пахнул сыростью и холодом. Морок осторожно крался вдоль заиндевевшей черной скалы, стараясь сливаться с ней в моменты опасности, как чернильное пятно. Предметы появлялись перед ним, будто в дымке, когда он почти вплотную подходил к ним, оттого их неожиданная материализация вводила его каждый раз почти в панический ужас. Казалось, прошла уже вечность с той поры, когда он рухнул в бездонную пасть гномона. Червоточина, шамкая и визжа, провалилась вместе с ним, но ни разу не встретилась на пути, пока он бродил по этому темному краю. Его собственных сил хватило на то, чтобы худо-бедно восстановиться после травм, полученных в бою, но они понемногу покидали его, на смену им пришел холод и голод. Казалось, это место многократно усиливало то или иное чувство. Да, это был голод, но голод абсолютный, звериный, отнимающий последний разум, если боль, то такая, что вызывала самые мрачные мысли и мольбы о смерти. Временами он упирался в тупики в скальных лабиринтах, и приходилось поворачивать обратно, а иногда дорогу обрубал обрыв, несущийся ровной стеной вниз на многие километры. Теперь Морок уже знал, что встреча с другими местными пленниками черевата серьезными для него последствиями, и старался не попадаться им на глаза.

Последнее существо, с которым черный кот столкнулся взглядом, было похоже на человека. Этот человек был огромный, или же кот стал маленьким. Существо было тенью прошлого, сгорбленное и сутулое, оно непрерывно и немо бубнило что-то себе под нос, скрытый за грязными патлами отросших волос, и шаркало едва передвигая ноги, бредя бессмысленно, но упорно. Здесь все непрерывно куда-то стремились, но ни один из местных не смог бы ответить на вопрос «куда» или «зачем». Здесь не существовало ни смысла, ни жизни, ни света. Это была бесконечно тянущаяся временная струна, натянутая изувером-скрипачом в попытке извлечь чистый звук, но каждое касание смычком не давало результата. Как в кошмарном сне, когда пытаешься закричать, но рот немо растягивается в натужном усилии. Стоило коту заметить человеческий образ, как существо тут же видело его, вперивая сквозь завесу волос свой слепой безумный взгляд побелевших круглых глаз. Оно вытягивало вперед неестественно длинные руки и мчалось прямо на кота, пытаясь схватить. Морок всякий раз успевал скрыться во тьме, рискуя налететь на очередного призрака. Он чувствовал себя маленьким и слабым, как недельный котенок, чья мать погибла или потерялась. Ему отчаянно хотелось, чтобы Волх пришел и забрал его из этого места. Он безумно устал, но не мог остановиться, ведь здесь не было укрытия, где можно было бы спрятаться от жутких тварей, наводняющих это страшное место. Они всегда двигались и никогда не спали, а значит, одна из них всегда могла настигнуть его во сне. Он не знал, что призрак может сделать с ним, ведь он ни разу не видел, чтобы одно существо настигало другое, не слышал ни звука, чтобы можно было определить чью-то вторую смерть. Здесь не было звуков, кроме тех моментов, когда по краю обрыва, бороздя густой мрак, показывалась чья-то громадная черная спина, усеянная тысячами игл. Хозяин этой спины издавал гул настолько громкий, что вызывал истерию даже у Морока. Он стремился спрятаться или залезть на гладкую отвесную стену лабиринта, теряя остатки разума, и приступ этот заканчивался лишь тогда, когда исполин скрывался из вида. Эти обрывы проходили по всему лабиринту, и глубина их была сравнима лишь с высотой отвесной скалы, на которую было невозможно забраться.