Вернувшись несколько дней назад после очередной передышки от «битвы» и построения новых стратегических планов «нападения и защиты», синьор Оррсино принял рискованное решение, на успех которого уповал всей душой. Внезапный уход Амелии всколыхнул в нём нетерпение и страсть, подтолкнув к новому разговору с графом.

Когда общество разошлось: кто-то на вечернюю прогулку, кто-то играть в трик-трак, итальянец осторожно подошёл к графу, беседовавшему с господином де *. Слегка кашлянув, он привлёк внимание, однако был встречен раздражённым взглядом. Это его, впрочем, не остановило.

– Достопочтенный друг мой, – начал Оррсино с притворной учтивостью, – я хотел бы поговорить о предмете, столь волнительном для меня, что решился сделать это именно сейчас.

– Как! Вы снова за своё? – устало воскликнул граф. – Почему именно на ночь глядя? Вы хотите, чтобы у меня снова случилось несварение?

– А у меня, быть может, бессонница! – парировал итальянец. – Неужели вы так жестоки к старому другу? Давайте будем солидарны. Я постараюсь быть кратким.

– Вам не следовало приезжать сюда, синьор Оррсино, – начал граф твёрдым, сухим тоном. – Я поклялся вам, как только мои дела будут поправлены, я отплачу за ваши милости…

– Но позвольте, у меня к вам отличнейшее предложение! – перебил Оррсино, переходя на слащавый тон. – Я нашёл ещё средства…

– Ваши средства не оправдывают цели, мой друг, – холодно возразил граф. – Давайте отложим эту беседу.

– Но вы даже не дослушали меня!

– Знаете, я высоко ценю вас как человека, – заметил граф, с трудом скрывая раздражение, – и мне не хотелось бы расставаться с вами.

– Так это легко поправить!

– Не в этом случае, – сухо возразил граф. – Вы предлагаете недопустимое. Как ваш искренний друг, я советую вам устроить себе долгий отдых. Уехать подальше, где красота природы очистит ваши мысли, а сердце обретёт покой.

– Но, дон Фернандо, – возразил Оррсино, – по вашим словам я как раз на отдыхе. Здесь моё сердце радуется, а взор отдыхает!

– Увы, не соглашусь. Прошу вас, давайте завтра. У меня уже болит голова. Пожалейте, наконец, мой возраст, – сказал граф, слегка наклонив голову, заканчивая разговор.

Амелия в это время, следуя недавней привычке, бродила по галереям и коридорам замка. Она решила подышать свежим воздухом, чтобы освободить голову от тяжести вечерних разговоров перед сном. Чаще всего она выходила на арочные анфилады, откуда открывался вид на Пиренеи. Здесь ничто не мешало лёгким вбирать прохладный, звенящий от свежести воздух. Она либо предавалась мечтам, утратившим прежние краски, либо просто наслаждалась видами.

Нагулявшись вдоволь, Амелия направилась к себе, но в одном из коридоров, ведущих к её комнате, её взгляд уловил тёмную фигуру, неуверенно прохаживающуюся взад и вперёд. Свет её лампы лишь слабым лучом пробивался вперёд, не достигая незнакомца. Убедив себя, что бояться в родном доме нечего, она продолжила путь.

Фигура обернулась, и Амелия узнала синьора Оррсино. Он стоял, словно пребывая в глубоких раздумьях, но, заметив её, воскликнул. Амелия, напротив, недовольно отпрянула назад.

– Что вы здесь делаете? – холодно спросила она.

– О, Амелия, – вскричал Оррсино, – неужели я помутился рассудком? Или это ваш призрак? Но он говорит со мной!

– Вам нехорошо, синьор. Кажется, у вас жар, – ответила она, сдерживая раздражение. – Вам нужно отдохнуть.

– О, да, у меня жар! – подхватил Оррсино, сгорая от страсти. – Но кто его причина? Это пламя, которое вы разожгли, Амелия! Я не доживу до утра!

Амелия начала опасаться.

– Синьор, зачем вы пугаете меня? Вам нужен врач.