– То есть это у неё так везде? Не только в преподавании?
– Да, но раньше было не так заметно. Пару лет назад у неё муж умер, тогда-то она и стала, как говорят, «жестить». Может быть, вы и видео видели в интернете? Там есть она, и комментарии там… говорят о том, что таким противопоказано преподавать, но даже если бы мы её уволили, кого бы на её место мы нашли? А если бы пришёл человек хуже? С ней я ещё могу договориться, могу её остудить, сказать, чтобы не перебарщивала. Ненадолго, но прислушается. Когда она о вас начнёт говорить, я её выслушаю, а потом попрошу не делать поспешных выводов.
– А вдруг это я вам сейчас рассказываю лайтовую версию и всё на самом деле было так, как расскажет Ирина Николаевна?
Альберт Рудольфович закряхтел, задёргался. Это был отрывочный смех. Нервный, сопровождающийся тиками.
– Не похожи вы на такого человека, который будет врать. И что же вы такого ей сказали?
– Что я не программирую детей, а разбираю с ними их проблемы.
– А Иришка сказала, что вы не знаете работу психолога пади? – Герман удивился, но кивнул. – То же самое и про Тамарочку говорила: что она слишком мягкая, не работает, что после неё дети остаются такими же, какими были раньше, а иногда – становятся хуже прежнего. Заступаться за себя начинали. На мой взгляд, это как раз показатель работы. Не беспокойтесь, Герман Павлович, я знаю, что нужно ей говорить по этому поводу. Я, признаться, раньше тоже не совсем понимал, как психология работает. Думал, что всё просто, а всё ещё сложнее, чем в самом преподавании. То, что требует Иришка, это поменять восток и запад, но движение Солнца не изменишь.
Герман улыбнулся, не стал исправлять, что эклиптика Солнца не постоянная, она изменчивая. Солнце может вставать на северо-востоке, а садиться на юго-западе. С течением времени Солнце немного отклоняется. Это известный факт, что зимой Солнце не поднимается так высоко, как летом, но никто не говорит, что меняется место «вылета» и «посадки».
– Не переживайте, – повторил Альберт Рудольфович заглядывая в глаза. Хотел всеми силами снять тревоги. – Мы уже давно друг друга знаем и подход можем найти.
– Стоит полагать, раз она не раскусила за всё это время ваши уловки, она достаточно консервативна?
– До безумия, – хохотнул директор. – А Гордиенко… Я даже не знаю, что можно придумать. Постоянно трясут пальцами и говорят, что выведут нас на чистую воду. После всего, что произошло, я бы и сам с потрохами полиции сдался! Если бы только знал, в чём дело. – Герман с пониманием кивнул. – А так… получается, что это и для нас самих загадка, которую не разрешить. Не с подручными средствами. Присутствует ощущение, что от нас скрывается нечто большое, нечто, что проще и сложнее одновременно – так мне кажется.
– Всё может быть. Иногда ответ на поверхности, но мы опускаемся за ним на глубину и видим его уже после того, как снова оказываемся на поверхности. Нам нужно пройти длинный путь, чтобы увидеть короткий.
– Вот таких слов от психолога и ожидаешь. Мне сложно представить, что вы не знаете свою работу, тем более Тамарочка с вами говорила. Вы ещё и консультации проводили?
– Друг с другом – да. Разыгрывали ситуации. Она дала мне пять баллов из пяти.
– Заслужено.
– Осталось, чтобы так ещё Ирина Николаевна считала.
– В любом случае ей придётся принять мою позицию, потому что ссориться, на самом деле, она ни с кем не хочет, но характер сложный. Она считает, что, если не будет права, значит, к её мнению не будут прислушиваться – её не будут слушать, но она не понимает, что не в правоте дело. Да, ученики могут начать сомневаться в том, кто ошибся, в том, кто ошибается постоянно, но если ты допустил ошибку, сказал об этом, извинился и исправился, ты вызовешь у учеников уважение. Мы, как учителя, должны показывать правильный пример того, как нужно себя вести.