Я попытался откашляться и сиплым голосом спросил:

– А чё я тут?

– А где же вам ещё быть, как не в реанимации?! – всплеснул пухлыми руками доктор. – В морг вам рано, а в обычную палату завтра переведём.

– В морг я и сам не спешу, – продолжил я сипеть, – но в реанимации как оказался?

– Не помните? Совсем ничего не помните?

– Руку пулей поцарапало на задержании, я в скорой отрубился.

– Ох уж эти мне герои! Поцарапало. Да там ранение навылет. Кровопотеря большая. Чем вы думали, пока бегали с простреленной рукой?! Хирург с анестезиологом попотели, пока вас шили. Да и переливание крови пришлось делать. А вы говорите, царапина! – рассказывая всё это, врач то светил мне в глаза фонариком, то ощупывал раненую руку, даже тыкнул чем-то острым в бедро, отчего я натурально подскочил на койке и взвыл. – Ничего-ничего, жить будете!

Странности начались ближе к ночи вместе с отходняком от наркоза. Меня колотило от озноба так, что не помогло даже третье принесённое сердобольной медсестричкой одеяло. А потом пришли голоса. Много разных.

– О, гляньте, Ксения Григорьевна, свеженький лежит, скукожился.

– Ой, не, не наш. Полежит и перестанет.

– Может, попугать?! Всяко веселее!

– А чего это он такой фиолетовый?!

– Смотри, светится.

– Что, ангелов сегодня подвезли?!

– Да мент это, какой ангел!

– Жаль, я с ангелами ещё не выпивал.

– Или отсюдова, пьянь. Это же «видящий». Вот и светится.

– И откуда ты только всё знаешь, Аксют?

– Так я же раньше в библиотеке обитал. Потом попросился сюда, в морг. Скучно стало в библиотеке: народ не ходит, пыль одна. Крысы начитанные только носятся.

– Я бы с крысами выпил.

– Вот алкаш.

– Да тшшшш. И что этот «видящий» видит?

– А я почём знаю?

– Что почём? Что продают?

– Да вали ты, пьянь, отсюда. Дай умных людей послушать!

Голова гудела от голосов, в глазах мелькали какие-то тени и пятна. Пожаловался медсестричке, она заверила, что завтра полегчает: просто такая реакция на наркоз и кровопотерю.

Утром реально стало легче, меня перевели в палату на троих, голоса в голове затихли.

А потом приехала тётьДаша!

ТётьДаша – это моё всё. В смысле, что вся моя семья. Родители погибли в аварии, когда мне было пять лет, бабушка умерла через год. Вот опеку надо мной и оформила бездетная тётка, мамина старшая сестра.

Жила тётка в Краснодаре на выселках, как это называют местные, в частном доме. До автобуса двадцать минут пешком, до трамвая – полчаса. Хозяйство приличное: сад-огород, свиньи, куры, утки. В работниках был у неё сосед-выпивоха Тоха, но с руками мужик. Вдвоём они и жили: весной овощи на рынок возили, летом – клубнику, зелень, цветы во все сезоны, особенно к праздникам. Сдавали всё уже своим проверенным перекупщикам. По осени в рестораны продавали птицу и свинину. Крутилась тётка, одним словом.

А я помогал, чем мог. Учился неплохо, проблем не создавал, по хозяйству шпарил, за что имел долю в доходе. ТётьДаша большую часть моего заработка откладывала на будущее, за что ей спасибо. Но и на карманные деньги выдавала, не жмотилась. Жил я с ней мирно до девятого класса. А после поступил в школу милиции в Краснодаре. По окончании приехал в Питер, поступил на вышку. Вот тут отложенные ТётьДашей деньги и пригодились: и на учёбу, и на квартиру. На машину это я потом сам заработал.

***

– А вот тут у меня синенькие по-армянски, кровяночка своя, домашняя, облепиха протёртая, прошлого года, правда, в этом не уродилась, – обстоятельно перечисляла тётьДаша где-то рядом со мной.

Я открыл глаза. Организм проснулся, а вот мозг ещё пробуксовывал. Ночью озноб прошёл, а вот голоса не ушли. Они спорили, пытались втянуть меня в диалог, один, особенно противный, даже обзывался! Я и тётин голос попервой принял за глюки, но нет. Вот она сидит с краю койки и раздаривает гостинцы врачу и медсестричке. А те берут, благодарят. Хм, попробовали бы они не взять. Или не отблагодарить! ТётьДаша женщина решительная, решит любые проблемы.