Захар держал Степу одной рукой, прислонив к стене, а другой рукой он открывал дверь, найденными в кармане Степки ключами.

Степа икнул, когда его уложили на диван в пустой квартире, и Мирослава с облегчением выдохнула – всё теперь с неё точно хватит!

Она бегом спустилась по лестнице и нырнула в темноту улицы, не оборачиваясь, чтобы больше не встречаться лицом к лицу с Захаром и не видеть его уж очень довольной улыбки светившейся – нет, не на губах! Улыбка плясала в его глазах!

Она слышала его шаги, знала, что он идет следом, не выдержала и обернулась:

– Я должна сказать тебе спасибо, Захар! Но мне не хочется! И вообще! – Мирослава обхватила голые плечи и крепко сжала их, она всегда в детстве так делала, когда хотела, чтобы от нее отстали и не трогали!

Захар протянул ей руку, его глаза смотрели теперь серьезно и голос звучал серьезно и даже чуть отстраненно:

– Мирослава, я просто отвезу тебя домой. И всё.

Пока ехали обратно, он волей– неволей кидал на Мирославу взгляды, она же старалась на него не смотреть, уставилась в окно, и перебирала тонкий ремешок сумочки, лежащей у нее на коленях. Она теперь была совсем другая, и Захар понимал почему.

Он не пытался завести разговор, включил музыку, в салоне зазвучала его любимый трек Макса Коржа: «Выстоять, хоть одет не по погоде, Я сам решил, пусть тралики уже не ходят!».

К третьему куплету песни, Мирослава улыбалась краешком губ, а потом рассмеялась, обращаясь к нему:

– Уже второй раз я на твоих глазах попадаю в дурацкую ситуацию, и ты меня выручаешь. Скажи, ты случайно не помощник моего ангела?

Захар хотел обнять ее, провести по волосам, коснуться губами за мочкой ушка, где так восхитительно пахло ею… Но вместо этого…он мягко улыбнулся и произнес:

– Все может быть. Только с нами, помощниками, лучше быть чуточку дружелюбнее, иначе мы очень, очень страдаем!

Пока они стояли на светофоре на красный свет, Мирослава легко прикоснулась к его щеке губами и прошептала:

– Спасибо.

На следующий день, проснувшись, Мирослава увидела букет белых ландышей в плетеной корзинке и сразу поняла от кого цветы.

Она улыбнулась, хотя было не понятно, как эта корзинка здесь оказалась, ведь у Захара не было ключей от ее квартиры. Но ей не показалось странным, что ландыши стоят на столике около ее кровати и балконная дверь отперта. Неужели она забыла ее закрыть, когда уходила вчера со Степкой на дискотеку?

Мирослава понюхала цветы – все– таки он угадал! С четвертого раза, но угадал, что она любит ландыши!

Она спрыгнула с кровати и, расчесывая на ходу длинные локоны, отправилась на кухню, чтобы сварить кофе. Она обожала пить кофе на балконе, в шесть утра, смотреть на безлюдный двор, и слушать заливистое пение дроздов.

Мирослава подставила лицо первым лучам солнца, зажмурилась, теплая волна удовольствия от каждого глотка кофе разливалась по телу, и ее подхватила еще одна волна: томно– тягучая и сладкая. И если три дня назад ей хотелось убить эти ощущения в зародыше, то теперь она отдавалась им.

А внизу, под ее балконом стоял он, и смотрел на удивительную девушку, в коротких трикотажных шортиках и таком же топе, которая то нюхала белые ландыши, то пила из маленькой чашки кофе, купаясь в лучах солнышка, как кошечка и что– то мурлыкала.

Мягкая, нежная, с чуть спутанными волосами после сна, Захар провел рукой по воздуху, будто гладил ее плечи…

Мирослава посмотрела со второго этажа вниз, и наконец, его заметила. От неожиданности подскочила на месте, но потом перегнулась через кружево перил и спросила:

– Гадаю, проснувшись, как корзинка с ландышами попала ко мне в спальню?