– Угу… Бестужев-Рюмин… «И братья меч вам…» Помню…

– Именно!.. Меч это… Отдадут…

Сидели друг напротив друга в единственном классе пустой по летнему времени поселковой школы и цедили из пластмассовых стаканчиков тёплый розовый портвейн. Чернокожий Хуан отирался неподалёку. От розового портвейна Хуан небрежно отмахнулся и в беседе не участвовал, а подпирал дверной косяк, перебирая чётки и меланхолично разглядывая поверх очков пустынную улицу.

Стояла сиеста.

Каким образом Хуан умудрился добраться прежде них, осталось неясным. Во всяком случае, когда он и Учитель, запыхавшись, прибежали в поисках укрытия в местную школу, Хуан уже торчал в дверях. Оставалось предположить, что в момент появления гусеничного «хорьха» с полицейскими Хуан как полулежал возле стены лавки, с чисто негритянской иронией поглядывая на мир поверх очков, так из-под этой стены волшебным образом и испарился. Даже не вставая. На то она и есть негритянская магия вуду. Причём испарился вместе с узлом пожитков, очками, дорогими чётками и с аккорденом.

И сразу же материализовался на школьном пороге. Узел и аккордеон материализовались тоже.

Пожалуй, хорошо вышло, что он не успел заехать Учителю в табло.

Учитель:

– Вижу, вижу, что забыл. Да ладно, не напрягайся, Папа… Не напрягайся… Зови меня попросту, как прежде звал, «ми амиго профессоре». – Ударение в слове «профессоре» Учитель сделал на предпоследнем слоге. – А я стану звать тебя Папой, и никак иначе. Никак иначе… Секёшь, Папа? – и по плечу его потрепал до крайности фамильярно.

Так вот, поскольку Учитель рассказал про обстановку на Острове Свободы много занятного. Перейдя на политические темы, амиго профессоре по-заговорщицки понизил голос и, обхватив его за шею, пригнул его голову ухом ближе к своим губам, защекотал усами. Расклад оказался следующим. На Острове Свободы вовсю бушует гражданская война. Но бушует не так, как должны бушевать нормальные гражданские войны – с кавалерийскими рейдами, с тачанками и триумфальным захватом банков и телеграфов, с декретами и стрельбой, с пламенными речами с броневиков и с разведёнными мостами, а бушует подспудно. Революционеры в кукурузе, по-местному – герильеро, они же барбудос, бородатые – одна сторона, а старая власть – другая. Власть проводит, как и положено, репрессивную политику.

Насчёт репрессивной политики, так они как раз едва ноги унесли.

Это понятно.

Население Острова Свободы – и то, которое с оружием, и мирные обыватели – втянуто в процесс. Повстанцы неоднородны. В лесу и в кукурузе прячутся и ведут боевые действия разнообразные группировки, от идейных борцов до простых мародёров, в населённых пунктах базируются подпольщики, правительственные солдаты и полиция. Самой значительной антигосударственной силой считаются феделисты-герильерос. Сочувствующие им есть и в посёлке, и даже подпольная ячейка имеется. Только батраки, те, как обычно, ни тпру, ни ну, ни кукареку. Хотя Че и указывает в своих манифестах, что крестьянский элемент – самая что ни на есть революционная часть народа.

Сам Учитель – амиго профессоре гордо выпятил грудь – конечно, за либералов. Иными словами, за медленный эволюционный путь реформ. Однако на медленный эволюционный путь реформ нет ни времени, ни терпения. Да и либералов никаких в округе нет и не предвидется. Сплошные радикальные элементы. Поэтому в качестве наименьшего зла Учитель держит сторону революционеров, то есть герильерос, а по-простому – партизан. Хотя те и сплошь с анархистским уклоном.

Из-за этой его политической ориентации – «Я сказал политической, а не половой, и нечего тут, Папа, ухмыляться!» – каждый здесь о его политической ориентации знает, посёлок Санта-Клара маленький – приходится от ментов вечно тикать и прятаться. А те особо и не догоняют – люди южные, ленивые…