Иван ничего не сказал, да мне и не надо, я и так понимаю, что ответить ему нечем, но он как разбитая снарядами посудина, уйдёт в пучину, но флага «Рома лучший» с грот-мачты не спустит. Он говорил, чтобы я с ним сопли и слезы по лицу размазывал.
А уже дома, за ужином, на который папа запёк совершенно волшебно свиной окорок, начинённый чесноком, обмазанный мёдом с горчицей, увидев, как отец, причмокивая, отпивает очередное «восхитительное» вино из пузатого бокала, вспомнилось, как Иван отхлёбывал пиво прямо на улице из бутылки, и подумалось, что Иван сам уже превращается в подобие Ромы.
––
Иван неохотно говорил о семейной жизни, даже на вопросы о крестнице моей отвечал односложно. Но подробно расспрашивал, почему ушла Юленька. Из его вопросов, из упорного опровержении моего «мы расстались» своим настойчивым «ушла от тебя», «оставила тебя», я понимал, что его семейная жизнь не складывается, и ему легче, от того, что мне плохо. Говорил, что Юлия ждала предложения. А я как-то не готов.
– Ты её помнишь, она не ведомый. Она сильная личность, которая принимать решения и совершать поступки умеет не хуже меня. Так расстались. Честнее сказать, она оставила меня. Сейчас я с Ирой.
– Но не с Юлей! – сказал он утвердительно.
– Нет.
Утверждая, он как бы говорил, у тебя было счастье, а ты его упустил. Утверждая, он как бы равнялся со мной – у него жена, у меня Ира. Невелика разница.
Я с Иваном никакого равенства не признаю!
Особенно в женском вопросе, когда он подкаблучник и так глупо женился на редкостной суке, а я, а у меня всегда лучшая девушка! Была. Лучшая девушка на свете.
Видел Юлию. По виду не скажешь, что она страдает. Хохочет с сокурсницами. Но она никогда и не покажет! Кажется, у неё никого ещё нет. А если бы был?
Кинулся убеждать себя, что приму спокойно!
Ладно перед всеми, перед собой не кривляйся!!!
22
Какое счастье, что скоро диплом и мне не нужно посещать Университет!
На дне рождения моей крестницы Элеоноры я предложил ему поехать на море:
– Помнишь, как мы два месяца роскошно провели в Крыму с Юлией? Познакомишься с Олесей, вы даже не знакомы, – и увидел гримасу:
– Что ты?! Куда?! С маленьким ребёнком, с женой?!
Это уже не мой друг. Я говорил с другим существом, подчинённым чужой воле. Он как собака оглядывался на хозяйку, натянувшую поводок. Иван ещё изображает на людях счастье. Но не услышать злость, с которой она относится к нему, значит быть слепоглухим:
– Достань торт! Не забыл, где у нас ножик, надеюсь?! Чашки хоть сможешь найти? Сахар гостям догадался поставить? Купить свежий хлеб, конечно, соображалки не хватило? Без подсказки ничего не сработаешь, как идиот, честное слово. Маменькин сынок! Хоть задницу за тобой подтирать не надо, и на том спасибо!
Когда он вышел меня проводить с дочкой в коляске («Всё одно по улице будете шататься, заодно и её выгуляешь!»), он как раньше разумно и чуть отстранённо, как о чужом сказал:
– Живём не хорошо. Упрекает, что зарабатываю мало. Я подрабатываю, где могу, но сколько мне могут платить, жалкие гроши. Для меня сейчас самое главное написать достойный диплом, ведь столько сделано!
Я рад, что прошлый Иван, разумный и рассудительный, ещё жив внутри этого безвольного и покорного субъекта!
– Ты обязан, ты всей своей жизнью прошлой, мечтами своими, и себе и родителям твоим ты обязан закончить университет!
Подумалось напомнить ему о мечте стать великим учёным. Но смолчал, понимая, что сейчас говорить о былом высоком замысле, только напоминать о его теперешнем ничтожестве.
– Если твоя супруга не способна дойти своим умом, что только с дипломом о высшем образовании у тебя настоящий шанс содержать семью, это её проблема.