Вместо Сереги из соседнего подъезда вышли те самые две женщины с тазами стиранного белья.
И тут Юрка скомандовал вместо Сереги:
– «Ребзя», огонь!
А сам вскочил на самую вершину отвала, встал по-собачьи и погреб между ног в неприятеля все подряд: россыпь, комья…
Мы тоже присоединились к атаке, и уже через секунды в обе стороны летела груда снарядов и патронов. А Юрка поднял такое облако пыли, что возле него ни в ту, ни в другую сторону сделалось ничего не видать.
Обе женщины, завидев этот вертеп и совершенно необузданный хаос, побросали в стороны тазики с бельём, и с криками: «Бестолочи, что ж вы делаете?!» – бросились нас разнимать…
Так битва второго дня и закончилась, толком не успев начаться.
Юрку как главного зачинщика беспорядка схватили под руки, другие кинулись в разные стороны: кто за гаражи, кто в подъезд, кто побежал на детскую площадку и уселся на качели, типа он примерный и в безобразии не участвовал. Только вот победителя выявить так и не удалось…
Покачиваясь на качелях, я с болью в сердце наблюдал, как зарывают нашу траншею. Банку с соляркой тоже не удалось спасти в этом земляном урагане.
В конце концов ноги сами по себе поволочили меня домой…
Вариант – мгновение
Лучился и обнимал очередной летний день.
Какой по счету не помню совершенно. Мы растворялись в лето, а лето в нас.
От земляной бойни не осталось и следа. Дождём прибило грунтовую россыпь, что раскидали мы по всему двору в яростных атаках, и протоптанные дорожки меж зарослей травы вновь сделались твёрдыми, как асфальт.
Место, где недавно зияла траншея с трубами, затянуло молодой зелёной порослью, и о былом напоминала лишь лёгкая впадина.
Мы переключились на другие забавы: играли в казаки-разбойники, гоняли мяч или чижа.
Когда битой отбивали все пальцы на руках, то дружно меняли чижа на мяч.
Когда сбивали колени с ладонями, наставало время казаков-разбойников.
Надоедали разбойники с казаками, мы, как «бандар-логи», прыгали по крышам местных гаражей, пока какой-нибудь автолюбитель, сходя с ума от постоянного: «бум, тык-дым, ба-бах, бум, тык-дым, ба-бах», не хватал то, что было под рукой, и целился в нас. Или же не залазил наверх, чтобы схватить хотя бы одного из нас и предать, наконец, святой инквизиции.
Тогда мы, как бесстрашный десант, сигали с гаражей и, немного отбежав, замирали шагах в тридцати, как настороженные суслики… Пока злющий и ропщущий хозяин гаража одиноко грозил нам кулаком.
Чуть погодя, оживившись, мы начинали кривляться и дразниться: «старый дед, старый дед, разобрал свой драндулет». В надежде, что тот спустится и погонится за нами. А мы растворимся во дворе, словно стайка мелких рыбёшек…
День шёл за днём, но ровной и дружной жизни положил конец показ по телеку многосерийного фильма «Семнадцать мгновений весны»>1.
К пяти часам дня двор намертво пустел и стихал. И взрослые, и дети шли и бежали занимать лучшие места перед экранами, чтобы посмотреть продолжение про радистку Кэт, невозмутимого Штирлица и проницательных, вечно что-то подозревающих Бормана и Мюллера.
Иногда я ходил за компанию к Димке, в другой раз он ко мне. А уже вечером все снова высыпали во двор: бабки перемалывали кости мерзавцам Борману и Мюллеру, дамы помоложе обсуждали несравненную игру красавца Тихонова>2, нам, детворе, предстояла наиважнейшая и сверхсложная задача – поделиться на своих и чужих. Тогда-то и начинался наш собственный военный детектив.
Чтобы вспыхнула игра, детскому миру предстояло расколоться на два лагеря: фашисты и русские, наши и немцы, партизаны и каратели, Борман с Мюллером и железный Штирлиц…