Я осторожно выглядываю в коридор. В доме царит тишина. Семейство Джесси уже уехало восвояси. Я слышала, как они уезжали. Вскоре после того, как ушла к себе в спальню. До нашего городка путь неблизкий, им надо было успеть отвезти одного из детей на карате, второму не следовало пропускать дневной сон, а третья расплакалась не на шутку, так что они уезжали в большой спешке, наверняка даже толком не попрощавшись с Джесси. Я стараюсь не сравнивать этот поспешный отъезд со вчерашним прощанием с моей семьей: мама трижды расплакалась, бабушка торжественно передала мне свой заветный медальон со святым Христофором, а Лорен сделала вид, будто ей все равно, но заставила маму остановить машину на выезде со двора, подбежала ко мне и еще раз обняла на прощание. Может быть, наша семья чересчур созависима.

Я нахожу Харпер на кухне.

– Хочешь рогалик? – спрашивает она.

– Да, если можно.

У меня странный голос, высокий и ломкий. Все, что я говорю, звучит как-то неправильно. Как будто это не я. Мне нужно по-настоящему успокоиться или хотя бы создать видимость внешнего спокойствия. Однажды врач-физиотерапевт сказала, что у нее еще не было пациентов с такими напряженными плечами. Я решила принять это за комплимент.

– Значит, вы с Джесси знакомы, – говорит Харпер. – И хорошо вы друг друга знаете? – Она разрезает рогалик прямо на голом столе, без разделочной доски. Нож царапает по деревянной столешнице, отчего у меня дергается глаз.

Хорошо ли мы с Джесси знаем друг друга? Простейший вопрос, но я не знаю, как на него отвечать.

– Ну, так… Не то чтобы прям хорошо. Но вроде неплохо, – говорю я, запинаясь.

Харпер чуть понижает голос и наклоняется ближе. Кудряшки падают ей на лоб. Сегодня она надела красивые сережки в виде крошечных золотых черепов. Мне сразу хочется убежать к себе в комнату и загуглить «где купить золотые сережки в виде черепов». Пусть даже они мне совершенно не подойдут.

– Ну и какой он, этот Джесси? – почти шепчет Харпер.

Я смотрю на нее, и на сердце становится чуть теплее. Мне нравится ее заговорщический шепот – приглашение к задушевному разговору, словно мы уже лучшие подруги. Но мне надо быть осторожной. Нельзя, чтобы Харпер подумала, будто я сплетничаю о Джесси. Он теперь наш сосед, мы живем в одном доме. Харпер о нас ничего не знает. Мне хотелось бы произвести на нее благоприятное впечатление.

– Он… э… нормальный. – Я по-прежнему запинаюсь на каждом слове. – С ним приятно общаться. Думаю, он будет хорошим соседом. Он… нормальный.

Я отчетливо осознаю, что дважды произнесла слово «нормальный», но все другие слова как-то разом забылись. Мозг временно отключился.

– Да, – кивает Харпер. – Я с ним говорила. Мне показалось, что он нормальный.

Она, кажется, разочарована моим скучным ответом. Может быть, она надеялась получить подтверждение, что бабушка не подсунула ей двух унылых удодов. Она дала мне шанс, а я его упустила.

Харпер намазывает половинку рогалика плавленым сыром и протягивает мне. Я стараюсь не думать о том, что она слизнула с пальца плавленый сыр, а потом тем же пальцем коснулась моего рогалика. Мне хочется встать за тарелкой, но я опасаюсь, что это будет невежливо. Я довольствуюсь тем, что держу под рогаликом руку и ловлю в ладонь осыпающиеся семена кунжута.

В кухню входит Джесси. Он уже не такой напряженный, каким был в присутствии семьи. Харпер предлагает ему вторую половинку моего рогалика. Джесси, кажется, не беспокоят ни ее не совсем чистые руки, ни отсутствие тарелок, ни осыпающийся кунжут.

– Раз уж мы все собрались, – говорит Харпер, – давайте обсудим правила совместного проживания.