— Получается я вас на шесть месяцев старше. Родился в ночь с тридцать первого на первое января, — хмыкаю я, поднимая пустой бокал на крики «гол».

Все, я уже немного в ноль. Можно не напрягаться с вежливостью.
Перевожу взгляд на Марину, поймав внимательный взор. Она будто изучает меня, пытается что-то понять. 

— Новогодний подарок?

Кого задолбали подобные шуточки? Поднимите руки! Да, я в праздник, прямо в первой половине ночи. 

— Именно поэтому мне дарят один презент, ибо: «Вот, Кирюша, на Новый год и день рождения!», — я закатываю глаза и высказываю свои детские обиды. Прямо чувствую, как моя внутренняя баба обиженно надувает губы. Тьфу, гадость какая. 

— Теперь можно тебя не поздравлять. Мы же тридцать первого не работаем, — Марина поставила локти на стойку и уперлась подбородком в ладони.

Я пытался переварить услышанное, непонимающе глядя на Стерлядь. Какие поздравления? Меня уволили.

— Нельзя тебя увольнять, Ливанский. Над кем мне тогда издеваться? Никто не посмеет тебя вышвырнуть, пока я не разрешу, — прочла мои мысли ведьма и выпрямилась на стуле, широко улыбаясь.

И хотя я на такое не соглашался и не подписывался, в груди потеплело от подобной заботы. Эта женщина меня точно любит, я — маленький сурикат под защитой суровой львицы.

— Сейчас расплачусь от умиления, — прикладывая ладонь к груди, фыркаю негромко. — В голос рыдаю. Вы меня, Марина Марьяновна, своей щедростью в легкое поразили.

— А почему не в сердце?

Ой, это у нас сарказм? Ничего, я тоже так могу.

— Тогда, дорогой мой босс, вам придется постараться!

Стерлядь ничего не отвечает. Просто вернулась к своему напитку и отпила еще немного, продолжая разглядывать бутылки впереди. Ни матч, ни веселая компания Марину не интересовали. Мне кажется, что даже мое присутствие не особо-то нужно. Просто Марьяновна убивает, домой идти не хочет. Пора завязывать с шутками про сорок кошек, а то правда нечто похожее вырисовывается.

— Не знаю, как со сплетнями быть, — вдруг выдает Стерлядь совершенно неожиданно для меня и повергает в ступор.

Что за женщина такая? Минуту назад молчала, теперь жаждет обсудить рабочие моменты.

Я вздыхаю, представляя, какое безумие завтра будет твориться. Спать хочется, но мысли все равно пытаются просверлить дырочки в полупьяном мозге, выискивая червоточины, дабы туда забраться. Бросаю взгляд на очередной наполненный стакан, затем отодвигаю, говоря парню за стойкой.

— Вискарь неси, не одной даме сегодня в кураж уходить.

Я поворачиваюсь к Марьяновне, которая удивленно хлопает ресницами. Если немного присмотреться, то заметны покрасневшие белки глаз — результат истерики в кабинете. Никакая косметика не скроет следы преступлений. Возможно, в обычные дни я бы даже внимания не обратил, но сегодня все иначе. Бармен открывает новую бутылку, наполняя мой бокал янтарной жидкостью, шум на заднем плане заставляет меня поморщиться и потянуться к напитку.

— Давай-ка, Марина, — говорю я прежде, чем успеваю до конца обдумать фразу.

Думать — оно вообще не про меня. Хватая бокал, и с тихим звоном хрусталь встречает приятеля. Стерлядь озадачена, зачарована.

— Что? — шепчет Марьяновна как-то завороженно, будто чего-то ждет. Я залпом выпиваю виски, морщась от горечи, и втягиваю носом воздух.

— Сплетни подтверждать. Собак повесили, надо соответствовать. Подогреем общественный интерес! — Пока Марина не передумала, хватаю ее за руку и поднимаюсь со стула, тяня свою начальницу в середину зала.

Даже будучи на каблуках, Марина едва достигает макушкой до моего подбородка. Рукой можно дважды обернуть тонкую талию Марьяновны или носить на плече, как попугайчика. Кстати, я высказал это вслух, рискуя лишиться ступни от шпильки разъярённой начальницы. У нее даже кончики ушей покраснели, стоило прижать Марину покрепче к себе. Я принюхался к духам — сладкие, но терпимо.