– Коленька, – взмолилась женщина, – ради Христа поспеши к доктору, Серёженьки плохо. Он заболел. Путь доктор быстро прибудет к нам.

– Будет сделано, – отрапортовал мальчик и пулей вылетел на улицу.

Он действительно быстро обернулся, так как уже через 20-ть минут в квартире Степановых появился доктор, пожилой человек с седыми волосами и сильно поседевшей бородкой в слегка потрёпанном сюртуке с потёртым от времени кожаным саквояжем.

Доктор внимательно осмотрел молодого человека. Проверил пульс, попросил показать язык, расширил зрачки. Достав стетоскоп, слуховую трубку, приложив её к груди больного, долго слушал.

За всё время осмотра доктор не проронил ни единого слова, чем ещё более увеличивал тревогу матери. Она не находила себе места, но, не смея вмешиваться в работу врача, терпеливо ожидала окончательного заключения.

– Что Пётр Иванович? – как только осмотр был окончен, с мольбой в голосе обратилась убитая горем женщина к доктору.

– Видите ли, Анна Прокофьевна, дело необычное, – промямлил врач, явно подбирая подходящие слова, чтобы не расстроить мать пациента.

– Неужели так всё плохо? – едва сдерживала себя женщина.

– Уж, не так всё и плохо, – уходил от прямого ответа Пётр Иванович.

– Прошу вас господин доктор не жалейте меня, – взмолилась старая женщина. – Говорите всю праву.

– Страшного тут ни чего нет, я не вижу большой опасности, – принялся успокаивать встревоженную женщину доктор. – Простой обморок, вызванный эмоциональным всплеском. Такое случается у натур тонких, можно сказать, артистических. Что-то вызвало у молодого человека сильное потрясение. Произошёл скачёк внутренней энергии и как следствие обморок.

– Это опасно?

– Полагаю не очень, но следует понаблюдать за больным, – пояснил доктор.

– Это может повториться?

– К сожалению, да, – констатировал Пётр Иванович.

– А что, что делать? – не унималась Анна Прокофьевна.

– Обеспечьте больному хороший уход, питание, не помещает свежий воздух. Хорошо бы отправить его в деревню, – посоветовал доктор. – А самое главное, необходимо оградить больного от нежелательных эмоций.

– Понимаю, – утерев слёзы, немного успокоилась Анна Прокофьевна. – Мы может отправить сына в деревню, к моему брату. Он смотритель почтовой станции в Никольском. Там и воздух хороший, при почтовой станции большой яблоневый сад. И речка там есть, можно рыбу удить. Брат мой больно охоч до этого дела.

– Речка, это хорошо, – оживился доктор. – Я знаете, сам очень люблю рыбу удить. Жаль, что времени всё нет. Старею, да и пациентов много некогда отдохнуть. А раньше бывало, любил с удочкой на бережку посидеть.

– Ах, батюшка, только скажите, я похлопочу о рыбалке у братца, – услужливо предложила женщина. – Уж там у него в Никольском такая знатная рыбалка. Братец иногда и нам рыбу передаёт. Такая знатная рыба.

– Это как-нибудь потом, – смутился Пётр Иванович. – Я уж давно удочку в руках не держал. Не до рыбалки знаете. Времени нет, да и здоровье последнее время подводит. Старость знаете ли.

– Жаль, ах как жаль, – запричитала Анна Прокофьевна. – А то завсегда с радостью. Только скажите.

– Ну да вернёмся к нашему больному, – остановил женщину доктор.

– Да, да, – минутное оживление мгновенно слетело с лица пожилой женщины.

– Хорошо бы понять, что так расстроило вашего сына, – поинтересовался доктор. – Что так сказать послужило толчком к его эмоциональному срыву.

– Он получил письмо, – призналась Анна Прокофьевна.

– Что там?

– От одной молодой особы.

– Теперь понятно, – разочарованно заявил врач. – Дело обычное. Любовные переживания самые тяжёлые. Сколько молодых людей загублено на этой почве. Слаба стала наша молодёжь, чуть что ни так, депрессия. А сколько молодых руки на себя наложило.